Ты, уставший ненавидеть - Андрей Валентинов Страница 35

…Юрий уже договорился, что будет писать диплом по истории Этолийского союза, и начал всерьез читать Полибия по-древнегречески: языки давались легко. Этолийский союз – свободная федерация греков, воевавшая с всесильной Македонией, а после – с непобедимым Римом. Это было интересно, этим заниматься стоило. Юрий разбирал сложные периоды Полибия, думая о тех, кто дрался с «непобедимой и легендарной» Красной Армией, защищая свободу родной земли. «Без похорон и без слез, о прохожий, на этом кургане мы, этолийцы, лежим, три мириады бойцов…» Где-то там, в таврической степи, лежали его брат, дядя Миша, их друзья и товарищи. «Без похорон и без слез…» Третий Рим, ставший Третьим Интернационалом, не давал оплакивать героев. Но Юрий мог писать об этолийцах – также, много веков назад, защищавших свободу…

Полибия дочитать не удалось. Лето 27-го, арест – и бывший студент Орловский мог смело забыть все: и ненаписанный диплом, и древнегреческий, и возможность закончить образование. Он бродил по Столице растерянный, убитый – и как-то по привычке завернул к Родиону Геннадьевичу, в его гостеприимный кабинет на втором этаже Института…

С сентября он снова учился. Родион Геннадьевич сумел сделать невозможное оформить перевод Юрия из университета на третий курс дхарского отделения Института. Он не был единственным русским, к этому времени уже четверо любознательных ребят изучали древний, красивый и загадочный язык дхаров…

Свою первую статью о дхарах Юрий напечатал на пятом курсе. Он написал о том, чем занимался еще на первом, в университете, – о последних боях дружины Гхела Храброго с войсками «мосхотов» – так дхары по традиции называли русских. Одновременно он начал помогать Соломатину готовить к изданию «Гэгхэну-цорху»: появилась возможность напечатать его во «Всемирной литературе». Орловский умолк и с силой провел ладонью по лицу. Стоп, кажется, увлекся. Этому «Косте» незачем знать все подробности. Впрочем, Константин невозмутимо продолжал черкать перышком, на лице его по-прежнему блуждала благодушная улыбка.

– Значит, решили способствовать ленинской национальной политике, Юрий Петрович? Поднимать культуру малых народов, угнетенных царизмом? Похвально, похвально… Скажите, а почему вы в одна тысяча девятьсот тридцать первом году, а точнее одиннадцатого марта, на заседании сектора обвинили гражданина Соломатина в научном вредительстве?

– Что?! – Юрий даже отшатнулся. Он обвинил Родиона Геннадьевича? «Костя», пожав плечами, извлек из портфеля очередную бумагу:

– Ну как же, Юрий Петрович! Вот, извольте видеть, протокол. Вы тогда выступили против вредительского издания упомянутого вами эпоса, точнее его части, которая называлась… Ну да, «Ранхай-гэгхэн-цорху».

«Песнь о князе Рахае»… – вспомнил Юрий. Вот он о чем! Но при чем здесь вредительство? – Нет… Конечно, нет! Я никогда не обвинял Родиона Геннадьевича в чем-либо подобном! Я его вообще ни в чем не обвинял! Речь шла о научной проблеме… «Костя» вновь улыбнулся. Эта улыбка окончательно разозлила Орловского. Он готов был высказаться от души, но в последний момент сдержался.

– Понимаете, Константин, мы тогда готовили к изданию этот эпос. Но Родион Геннадьевич предложил издать вначале его часть – в издательстве самого института для нужд дхарских школ. Это, конечно, правильно, тем более, Юрий невесело усмехнулся, – весь эпос так и не был издан. Но возникла чисто научная проблема. Вернее, методологическая… Он помолчал, собираясь с мыслями. Да, тогда, в марте 31-го, речь шла именно об этом. – Родион Геннадьевич предложил издать не сам текст эпоса, а его пересказ – в стихах. Он вместе с… – фамилию называть не следовало, – с одним своим учеником перевел «Ранхая» стихами, на размер «Калевалы». Дело в том, что записи эпоса делались прозой, и настоящий размер только угадывался. Я считал, что этим мы исказим подлинное звучание – в подлиннике эпос куда более… ну, серьезен…

– Ну вот, я же и говорю – научное вредительство, ~ удовлетворенно кивнул энкаведист. – Вы тогда не побоялись остаться в меньшинстве. И позже, через год, и потому вы часто обвиняли гражданина Соломатина в подобном же…

– Я не обвинял! Мы спорили! Понимаете, спорили!

Да, Родиону Геннадьевичу порой просто не хватало знаний и научного опыта: годы сибирской ссылки, война и изнурительная организационная работа в дхарском центре не давали по-настоящему заняться наукой. Он часто спешил там, где требовались медленные настойчивые научные штудии. Юрий спорил. Он хотел, чтобы издания сектора были ничуть не слабее, чем в Академии наук. Нельзя было позволить, чтобы к ним относились снисходительно – как к «младшим братьям»…

– Спорили… – «Костя» недоуменно пожал плечами. – А между прочим, компетентные органы, то есть мы, регулярно получали сигналы: товарищ Орловский защищает научную линию против вредительской линии руководства Института. Которая, между прочим, и привела к тому, что гражданин Соломатин и его сотрудники оказались замешаны в феодально-байском заговоре… Юрий Петрович, а вас не удивило, что вас не арестовали вместе с ними? Два года назад?

Еще бы! Тогда он ждал ареста, но что-то спасло. То ли его национальность, то ли невидимая помощь Флавия…

– Не удивило? А ведь вопрос стоял! Стоял вопрос, Юрий Петрович! Но мы рассудили: человек вы правильный, все это время с вредительством боролись ~ открыто, не скрываясь. Ну и в заговоре не участвовали, само собой… Вот и не тронули вас тогда как человека, можно сказать, проверенного…

Неужели правда? Неужели его сочли «своим»? А может, эти проклятые протоколы использовались на следствии, когда арестовали Родиона Геннадьевича, Ваню Лукина, Андрея Крапивина… Орловскому на миг стало плохо – так плохо, как не было еще ни разу, но вдруг его словно озарило. Врет! Все врет этот сладкоголосый! Его хотят сломать! Сначала напугали смертью, теперь выжигают память об учителе и друзьях… Нет, не выйдет!

– Может быть… – произнес он как можно равнодушнее. – Я всегда защищал интересы науки… Я ведь ученый…

– Скажите, а почему вы взяли темой диссертации дхарский эпос? Ведь им все годы занимался гражданин Соломатин? Вы это сделали, чтобы отстоять научную истину. Так?

Он не хотел брать эту тему. Но Родион Геннадьевич настаивал. Когда Юрий стал возражать, учитель твердо заявил, что сам написать о «Гэгхэну-цорху» не успеет. Соломатин тогда начал работу над «Дхарской мифологией», но уже позже Юрий понял, что Родион Геннадьевич имел в виду другое. Он уже догадывался, что дни сектора сочтены. Возможно, он надеялся, что Орловский – русский по национальности – уцелеет и сможет закончить работу…

– А почему же не защитились, Юрий Петрович?

Он что, этот сладкоголосый, всерьез спрашивает? Дхарский сектор Института разогнан, распущен культурный центр, арестованы почти все активисты дхарского движения. Говорят – Орловский не был уверен, но слухи ходили, что началось массовое переселение дхаров из верховьев Печоры, где они жили веками. В новых паспортах национальность «дхар» уже отсутствовала…

– Да вроде тема стала неактуальной, Константин. Или я ошибаюсь?

– Ошибаетесь, ошибаетесь, Юрий Петрович! – «Костя» протестующе махнул рукой, словно пораженный самой мыслью о подобном «форс-мажоре». – Как же такое быть-то может?