Феникс. Возродиться из пепла - Бекки Чейз Страница 35

Коридор с потемневшими стенами заканчивается возле массивной двери. Ее вычурная отделка напоминает позолоту на воротах академии, но обилие мрачных фресок и изречений о вечных муках не дает забыть, что мы в преисподней.

Новое занятие в аду оказывается увлекательнее прежних. Перед лекцией Данталион проводит нас через помпезный бальный зал, где Сатана устраивает приемы. Увидев каменный трон в россыпи черных алмазов, Лэм и Айри впадают в эйфорию и принимаются обсуждать, какой наряд стоит выбрать для церемонии Обращения. Осаживать их тем, что сначала надо пройти испытания, бесполезно — они уже мысленно обвешались украшениями и преклоняют колени перед Сатаной. Наблюдая, как Лэм репетирует реверанс, а Айри ее исправляет, я понимаю, почему сегодня с нами нет Люцифера. Тяжело слушать нескончаемые похвалы в адрес отца, зная, какая немыслимая жестокость стоит за его властью.

Из бального крыла мы попадаем на балкон над огромной огненной пропастью. Впечатлившись ее размерами, Сиина выпытывает у Зепара, пробовал ли кто-нибудь пролететь сквозь пламя на одном взмахе крыльев. Типичное поведение демона — бросать вызов самому себе и стихии. Я не такая и не хочу испытывать судьбу на прочность. Неужели для меня не найдется места во всей этой адской машине? Вышагивая вдоль скамей для ожидания аудиенций, я размышляю о будущем и осознаю, что впервые не думаю о небесах. Светлое начало оказалось не таким сильным? Или общение с Люцифером возымело действие и побуждает поменять сторону?

Наконец, идущий впереди Данталион останавливается у зала заседаний:

— После небесного суда души грешников спускаются сюда для вынесения приговора и определения наказания.

Он распахивает дверь, и по глазам бьет яркий свет — стены мерцают как разгоревшиеся угли, не хватает лишь жара и всполохов пламени.

— Невероятно, — с восхищением шепчет Лэм.

Щурясь, мы заходим внутрь. В конце зала возведен ступенчатый помост, на котором установлен очередной трон с подлокотниками в виде черепов, обтянутый кроваво-красным бархатом. По бокам от него возвышаются крылатые статуи; их  мускулистые руки сжимают острые мечи, а глаза завязаны плотной тканью.

— И здесь правосудие слепо, — усмехаюсь я себе под нос.

Но Данталион меня слышит:

— Верно, фемиды[1] не знают снисхождения. Никто не избежит приговора. Ни богатый, ни влиятельный, ни знатный.

Ни дочь Сатаны. После откровения Люцифера я искала, за что ее осудили, но в адских энциклопедиях не нашлось записей ни о процессе, ни о самой Луциане. Ни намека! Словно ее никогда не существовало. Что же это был за грех, если даже сведения о той, кто его совершил, держали в тайне? Терзаясь сомнениями, я не решилась посоветоваться с Теонисом, а Юстиана после неоднозначной реакции на вопрос о детях Сатаны доверия не вызывала.

— Каждый приговор приводится в исполнение только после согласования с небесами, и лишь падших Сатана может карать без дозволения Создателя.

— Но ведь он и сам… — я осекаюсь.

Демоны смотрят на меня с упреком, а некоторые ругаются сквозь зубы. С чего бы такое недовольство? Можно подумать, эту часть биографии Сатаны никто не знает.

— Падший ангел, — кивает Данталион. — Ставший по воле Творца Владыкой ада. Он может оспаривать приговоры смертных, но верховное решение принимают небеса.

Однако, в отношении себе подобных у него больше свободы действий. Удачный компромисс.

Рассказывая о правилах и иерархии, Данталион прохаживается вдоль фресок над троном, а я пристально вглядываюсь в каждую в надежде отыскать Луциану. Судный день, коронация Сатаны, присягающие всадники Апокалипсиса — здесь есть все значимые события из истории ада. Все, кроме одного. От Луцианы отказался даже собственный отец.

Сцена рождения Люцифера вызывает бурные восторги среди демонесс — Инферна с улыбкой собственницы задирает нос, Айри со стоном закусывает губу, а Лэм умиляется, не таясь:

— Какой хорошенький!

Пока они с Айри глупо хихикают, Данталион поучает суровым тоном:

— Не позорьте ад своим пустозвонством! Лишь сознательных ждет достойное будущее.

— Вы корите нас за греховные мысли? — в притворном ужасе Айри прикладывает руку к груди. — Но ведь это в природе демонов — думать о блуде. Он вдохновляет нас.

Спрятав ухмылку, Данталион закатывает глаза. С Айри невозможно спорить.

— Раз так, тебе не составит труда написать сочинение о похоти.

Он осаживает беззлобно, но Айри обижается и теряет кураж.

— Пока же вернемся к изучению низших, — Данталион ведет нас к новым фрескам.

Мы бесконечно долго кружим по коридорам, теряясь среди многочисленных ликов. Фурии, гарпии, гончие псы, каратели, Начала, духи лжи — к концу лекции истории о сущности каждого круга смешиваются в голове. Я не в состоянии упорядочить нескончаемый поток слов, да и остальные не усердствуют. Сиина то и дело отворачивается, чтобы спрятать зевок, Лэм все чаще моргает, силясь не уснуть, и только Айри с гордо поднятой головой бросает на Данталиона возмущенные взгляды.