Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Кирилл Бенедиктов Страница 35

Где-то под Винницей, август 1942 года

— Вот здесь и живем, — сказал Титоренко, обводя рукой поляну.

Поляна была бугристой, как будто из-под земли пробивались великанских размеров грибы. «Землянки», — понял Гумилев.

— Восемьдесят пять человек у меня в отряде. Имеем на вооружении 45-миллиметровую пушку, пять станковых и десять ручных пулеметов. Есть еще один лагерь, неподалеку. Но там народу поменьше.

— Постоянно на одном месте? — спросил Шибанов, кусая травинку. — Не рискованно?

Титоренко махнул рукой.

— Да не, мест-то много. На зиму поближе к Озерищам переселимся, там у нас теплые схроны. Ну а пока и здесь неплохо. Немец сюда лезть боится, а если сунется, мы его опять раскатаем, как Тарас Иваныч учил…

— Значит, не вышло у Петренко до ставки добраться?

Титоренко помрачнел.

— Оттуда мало кто вернулся. Тебе с Антоном Крюковым поговорить надо, он там с Тарасом Иванычем был и в живых остался. Правда, ногу потерял.

— Ну, так давай сюда своего Антона! Что с того, что без ноги. Мне ж с ним не плясать.

Начальник партизанского штаба развел руками.

— Нету здесь Антохи. Вернулся в Пружаны, к бабе своей. Я, говорит, на одной ноге по лесу уже не побегаю, а отряду лишние глаза и уши рядом с немцами не помешают. Так что он теперь у нас там навроде разведчика.

— А что, в Пружанах немцы есть?

— Наведываются иногда. Староста там местный очень перед ними выслуживается.

Шибанов задумчиво побарабанил пальцами по стволу осины.

— Чего-то я в толк не возьму, Михалыч. Если староста там — иуда, а Крюков ваш без ноги домой пришел, как так получилось, что немцы его сразу не сцапали? Ясно же, что он ногу не на рыбалке потерял?

— Старосте тоже жить охота, капитан, — вздохнул Титоренко. — Выдаст он Антоху, мы его повесим. А так он молчит, и фрицы ничего не знают.

— Сложно тут у вас, — крякнул Шибанов.

К ним подошла молодая круглолицая женщина со смеющимися васильковыми глазами.

— Пойдемте, товарищи, к костру, я вам борща налью.

— Борща — это хорошо, — оживился Теркин. — Я украинский борщ очень уважаю! Особенно если с чесночком да с краюшкой черного!

— Действительно, — спохватился Титоренко. — А то я вас тут разговорами замучил совсем.

Борщ оказался отменным. Гумилев быстро съел свою порцию и по приобретенной в лагере привычке вытер миску хлебным мякишем.

— Понравилось? Хотите, я вам еще налью? — спросила круглолицая.

— Если можно, — Гумилев протянул ей миску. Шибанов похлопал его по плечу.

— Ешь, Лева, ешь, набирайся сил. Они тебе понадобятся.

Гумилев вопросительно посмотрел на капитана.

— Идеи появились?

— Думаю, надо нам расспросить этого Крюкова как следует. Следишь за моей мыслью?

— Значит, пойдем в Пружаны?

Шибанов вздохнул.

— Времени у нас немного, вот в чем беда. Мы уже и так три дня потратили, а толку чуть. Хотел я вас со старшиной попросить сходить в Пружаны вдвоем, а сам тем временем занялся бы рекогносцировкой на местности. С другой стороны, сомнения меня гложут. Сможете вы все как надо разузнать? Вопросы верные задать?

— А то мы дети, — обиженно буркнул Теркин.

— Ну почему — дети? Нас вон в школе НКВД полгода специально учили, как допрос правильно вести.

— Так то — допрос, — сказал Гумилев. Что-то в словах капитана его покоробило. — А мы ведь просто с человеком побеседовать хотим.

— Ну и хорошо, — Шибанов крепко сжал его запястье. — Я ведь, хлопцы, в вас не сомневаюсь. Одна просьба — не задерживайтесь там. Хорошо бы вам к ночи уже вернуться.

К ним подсел Титоренко. Улыбнулся, глядя на то, как гости уписывают борщ.

— Я твоим бойцам провожатого дам, капитан. Он сам с тех мест, все тайные тропки знает.

Повернулся, свистнул.

— Жигулин, ко мне!

Подбежал боец — невысокий, по-бабьи одутловатый. Винтовка за спиной у него болталась из стороны в сторону.

— Вот, знакомьтесь, Ефрем Жигулин. Ефрем, отведешь товарищей в Пружаны. Шепнешь Антохе, чтобы объяснил им все, что они попросят. Товарищи серьезные, из Москвы.

— Ну, командир, — досадливо протянул Шибанов. — Давай только без подробностей.

Титоренко и сам понял, что сказал лишнее. Сердито насупил густые брови.

— В общем, передай, что я велел ему отвечать на все вопросы. Подробно, понял?

— Понял, товарищ начштаба, — неожиданно молодцевато ответил Жигулин. — Передам все в лучшем виде!

— Потом приведешь товарищей обратно. И смотри, отвечаешь за них головой!

— Обижаете, товарищ начштаба — боец дурашливо закатил глаза. — Разве Ефрем Жигулин вас подводил когда-нибудь?

— Кончай паясничать, — Титоренко повернулся к гостям, пожал плечами. — Вы не смотрите, что он с виду такой балбес, парень-то он неплохой. И образованный — учился до войны на зоотехника.

Неплохой парень Ефрем Жигулин оказался, к несчастью, невероятно болтлив. Всю дорогу он изводил Гумилева и Теркина рассказами о своих боевых подвигах, которых в его биографии, судя по всему, накопилось больше, чем у среднестатистического рыцаря Круглого Стола. На середине повести о том, как Жигулин заманил большой отряд немцев в болото, где они все и потонули, Гумилев не удержался и сказал: