Эхо великой песни - Дэвид Геммел Страница 34

Женщина потрепала Софариту по плечу и ушла. Софарита почувствовала себя, как после отгремевшей бури, и спросила у Баджа:

— Она всегда так?

— Всегда, — с широкой добродушной улыбкой ответил он. — Пойдем, я подыщу тебе комнату. — Они поднялись по шаткой лестнице, освещенной единственной лампой. Бадж снял лампу со стены и полез еще выше. — Я потом зажгу еще, и будет светлее! — крикнул он Софарите.

Лестница вывела их на галерею, опоясывающую обеденную залу. Бадж открыл одну из дверей, и Софарита увидела комнатку с каменным очагом и маленьким окошком. Бадж повесил лампу на крюк.

— Тут душновато, но лучше тебе за серебреник не найти.

— За серебреник? — спросила она. — В месяц?

Он весело засмеялся:

— В день, красотка, в день. Тут город, а не деревня.

— Серебряную монету за один день? — опешила Софарита.

— Зато еду будешь получать три раза, и никто тебя здесь не тронет. Поверь мне, это очень дешево. Обычно эта комната стоит десять монет в неделю.

— Хорошо, я беру ее.

— Тогда располагайся, а я принесу тебе поесть. — Он ушел, и Софарита присела на кровать. Тюфяк был жидковат, зато одеяла теплые. Она впервые ужаснулась тому, что сделала: бросила налаженную жизнь в деревне ради места, где ей все незнакомо. Встав, она посмотрела в окно на едоков на площади. Их наряды казались ей роскошными — не то что ее домотканые одежки. Одни краски чего стоят: и зеленые, и красные, и синие, и золотые. Вот на той женщине платье из плотного шелка, расшитое белым бисером, а в волосы вплетены яркие нити, блестящие при свете фонаря.

Аиша!

Точно кто-то назвал Софарите имя этой женщины, и она увидела ее по-другому: не в нарядном платье, а на протертой циновке, плачущей, прижимающей к груди мертвого ребенка.

На Софариту нахлынуло горе — не свое, а этой женщины внизу. На миг Софарита увидела то же, что и она, — старикашку, сидящего напротив. Орудуя ложкой, он улыбнулся ей, и в зубах у него застрял кусочек мяса.

Софарита, зажмурившись, отошла от окна и хлопнулась на кровать. Она перепугалась, руки дрожали. Бадж вернулся с уставленным яствами подносом и водрузил его на столик перед ней. Там было жареное мясо под густым соусом, черный хлеб, большая плошка с маслом и ломоть свежего сыра.

— Ешь, — сказал трактирщик. — Вон ты какая бледная. — Достав из кармана передника три свечных огарка, он зажег их от лампы и расставил по комнате.

Софарита отрезала на пробу немного мяса. Это была говядина, необычайно вкусная… Софарита, не торопясь, съела все без остатка и подобрала подливку хлебом. Бадж сидел на корточках в нескольких футах от нее, упершись локтями в колени и положив подбородок на ладонь.

— Люблю, когда людям нравится моя стряпня.

— Очень вкусно, но для сыра места уже нет. Можно оставить его на потом?

— Конечно. Ты какую работу ищешь? Или думаешь устроиться у тетушки?

— Не знаю. А чем она занимается?

— Она-то? Будто не знаешь? — Бадж пристально посмотрел на Софариту и улыбнулся. — Ну ясно, откуда тебе знать. Глупо было и спрашивать. Что ты умеешь делать?

— Да все. Сеять, жать, шить, прясть, вышивать. Могу стричь овец и знаю средство, чтобы отгонять от них мух. Знаю разные травы — от ран, от головной боли, от ломоты в суставах. Теперь я сильная и могу работать так, что городским со мной не тягаться.

— Ты еще и красивая. У тетушки ты могла заработать много денег.

— Это как?

— Тетушка… она принимает у себя знатных и богатых. У нее большой дом, где много молодых женщин — и юношей тоже.

Перед Софаритой снова предстало видение: большая комната с круглой кроватью, застланной шелковыми простынями. На кровати выделывали разные шутки две женщины и мужчина.

Что же это с ней творится такое? Она попыталась сохранить спокойствие.

— Твоя тетя содержит публичный дом?

— В общем, да, но те, кто у нее служит, предпочитают называться затейницами и затейниками. За одну ночь они зарабатывают больше, чем я за неделю. И куда больше, чем ты сможешь заработать служанкой или судомойкой.

— Сколько, например?

— Тетушка говорит, это зависит от того, что от тебя требуется, и от щедрости клиента. Другими словами, ты, если понравишься какому-нибудь богачу, за ночь можешь заработать сто серебряных монет. Но обычно выходит двадцать или тридцать.

— Так много?

— Что, соблазнительно?

— А то нет! Или ты не все мне сказал?

— Нет, все — вот только в Эгару такое ремесло не слишком уважают. Говорят, у грязевиков шлюх почитают чуть ли не как святых, и партаки их тоже высоко ставят, а вот у нас, у вагаров, они стоят ниже некуда.

— А нельзя ли мне работать здесь, у тебя?

— Можно, только жалованья тебе даже на эту комнату хватать не будет.

— Я подумаю, — сказала Софарита.

Толпы народа собрались посмотреть, как «Змей» входит в гавань Эгару. У аватаров постарше глаза подернулись слезами, более молодые не могли надивиться. Корабль, лишенный неуклюжих мачт, больше не переваливался на волнах, а шел ровно и величественно. Вагары, из которых в основном и состояла толпа, тоже никогда не видели «Змея» полностью обеспеченным энергией.

Талабан подвел судно к самому причалу, и матросы бросили концы портовым рабочим. Корабль закрепили, Талабан отключил энергию.

Подвижник Ро распоряжался выгрузкой четырех сундуков — трех полных и одного пустого. Ро хотел забрать и тот, что стоял в камере «Змея», но Талабан воспротивился.

— Я отдам его, только если подвижник-маршал потребует, — заявил он. — До тех пор сундук останется на корабле.

Сундуки осторожно перенесли в повозку, и Ро велел вознице ехать во дворец. Сам он сел на козлы рядом с вагаром, не оглянувшись на корабль и не помахав рукой.

Талабан расплатился с командой и велел тем, кто сходил на берег, следить за списками, вывешенными на воротах гавани.

— Возможно, мы скоро опять отплывем. Будьте наготове.

Оставив на корабле вахтенных под командованием Метраса, Талабан и Пробный Камень сошли на пристань. Талабан нанял открытый экипаж до своего дома на холме Пяти Деревьев.

Дом, у которого рос вишневый сад, не поражал величием и состоял всего из девяти комнат. Белые, без всяких орнаментов стены покрывала красная черепичная крыша, ставни защищали окна от солнца в жаркое время.

Из парадной двери навстречу путешественникам вышла женщина средних лет.

— У нас все готово, господин, — с поклоном сказала она Талабану. — Муж встречал корабль в гавани. Он проветрил вашу спальню и приготовил постель. Вода для ванны греется, в диванной накрыт стол.