Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко Страница 34

Элай делал вид, будто дремлет. Тахар уткнулся носом в тонкую потрепанную книжицу, временами вполголоса зачитывал отрывки вслух – то ли они так лучше укладывались в памяти, то ли это маг заглушал особо громкие безмолвные вопли из котомки.

– Элай, – окликнула Алера, когда ничего не говорить стало больше невозможно.

– А? – тут же отозвался он.

– Расскажи, как у эллорцев проходят похороны.

Элай сердито засопел и нехотя пробубнил:

– Эльфы всех ближних деревень собираются в чаще у особенного родового дерева, поют песни, пляшут пляски и зовут духа предков, чтобы он забрал в чертоги душу умершего.

Дернул плечом и пояснил:

– Сам я этого обряда не видел, но так говорят.

– И что, дух в самом деле приходит?

– Наверное. – Элай помолчал и неохотно добавил: – На всякие лесные празднества духи являются, без дураков. Сам видел.

– Настоящие? – не поверила Алера.

– Не, – буркнул эльф, – вязаные.

Девушка долго молчала, потом уточнила:

– Значит, душа эллорского эльфа сама не улетает к Божине наутро после смерти, а уходит с предком в какие-то чертоги?

– Точно.

– Не понимаю, – решила Алера. – Тахар?

– Не впутывай меня, – буркнул маг, не отрываясь от книги. – Воздействие огня, измененное преобразованием воздуха, потом парение и-и-и направленное воплощение, ух ты, воплощение на сущность и… э-э-э… и воздушный удар на место? И, предположительно, получится управляемый сгусток энергии, подбрасывающий противника высоко-высоко…

– А на самом деле тебе за шиворот упадет конский хрен, – в тон магу закончил эльф.

Алера некоторое время молчала, потом отчаялась разобраться самостоятельно и снова обернулась к Элаю:

– Если бы… если бы Раня хоронили в Лирме, то его душа после первой ночи отправилась бы к Божине под порог. Если мы везем прах в Эллор, то душа должна ждать, пока ее заберет этот ваш призрак. А откуда душе знать, куда повезут остатки тела? Как она разберет, куда ей отлетать? Может, ее там уже нет давно.

– Скажи еще, что ее вообще нет, – закатил глаза Элай.

– Ну, правда, Элай. Есть Божиня, есть эльфийские предки, а вы, получается, принадлежите им обоим, так как же душа должна понять… это какой мудрости ей надо исполниться…

– Слушай, я не знаю, какой! Я знаю, что место нашего праха – в эльфийской земле! А мудрость велит не брать дурного в голову и тяжелого в руки, вот и не бери!

Алера скривилась. Хорошо быть Элаем, наверное, вот скользит он через жизненные события в легкой лодочке – маленькой, юркой, ничем не груженой, несется себе по волнам, восторженно вопя на поворотах и без всяких трудных мыслей поглядывая по сторонам. На берега, где резвятся зверушки, на подводные камни, над которыми легкая лодочка скользит играючи… на идиотов, нагрузивших свои суденышки ненужным барахлом и намертво застрявших на отмелях. Сидит и смотрит, добродушно и спокойно, с любопытством и легким снисхождением, но все равно – со стороны, не злорадствуя и никому не помогая.

Вообще-то Алера догадывалась, что этот эльф понимает и видит гораздо больше, чем хочет показывать, и уж точно больше, чем хочет обсуждать. Но ведь чтобы понимать, нужно сначала почувствовать и задуматься, а как это связано с Элаем?

Тахар захлопнул книжку, затолкал ее в котомку, потряс руками, разминая кисти. Его отец всегда говорил, что маг никогда не должен забывать о «подвешенных» на руки заклинаниях, а вне Миров Тахар все время забывал об этом, потому никак не ощущал себя «настоящим». А ведь тут – не родной поселок, где никогда ничего не случается, тут – дорога, тут может произойти что попало и в любой вздох – может, медведь выскочит из кустов или какие-нибудь разбойники.

– Ладно, ушастый друг, не упустим же возможности приобщиться к мудрости эльфов-исконцев. Расскажи про обряды, о которых знаешь.

– Отстань от меня, Тахар, ладно? Что сам увидишь – к тому и приобщишься, а про остальное я трепать не буду.

К тому же особенно и не о чем мне рассказывать, в Эллоре все важное делается по весне, а весна там ранняя, потому что зимы почти нет, мы… я в такую рань к ним никогда не езжу, потому как в Ортае еще снег лежит. А они в это время все самое главное и устраивают – строительства там, свадьбы, переезды…

Тахар помолчал, подумал, а потом тихонько спросил:

– Это значит, что ранней весной ты привезешь в Лирму прекрасную эльфийку?

– Это значит, что если ты не будешь смотреть на дорогу, то свалишься с лошади, – буркнул эльф.

* * *

Ничего ужасного или удивительного за три дня пути так и не произошло. Всему диковинному и необычному, что подмечали Алера и Тахар за время пути, Элай спокойно и с ленцой давал объяснения, а попутные поселки мало чем были примечательны.

Неподалеку от одного села паслось стадо коз, а на пригорке рядом с пастбищем виднелось что-то вроде глинобитного домика с соломенной крышей – только низенькое и узкое, как раз козе и поместиться.

– А там пастух днем дремлет, – пояснял Элай. – Пригорок удачный, вокруг луга и на прострел далеко видать. Куда б стадо ни повел – сверху его видно будет.

В другом месте, в удалении от всякого жилья, стояла в поле круглая каменная башенка, высокая, выше дома, и по виду совершенно заброшенная, как вся эта местность, – поросшая пыреем низинка, в виду которой не было никакого жилья.

– Тут когда-то был торговый городок, – ответил на вопросы друзей эльф. – Во время войны его снесли подчистую, а башенку потом в память поставили. Кто его разберет, какой толк от такой памяти.

Проезд в Эллор был только один, но и того никогда бы не узнал посторонний. Сначала друзья долго ехали вдоль невысоких лесистых гор, а потом Элай махнул рукой и свернул с дороги. Спешился у родника, обложенного неотесанными булыжниками, взял коня под уздцы и повел прямо в скалистую гору. Алера и Тахар переглянулись, одинаково упрямо поджав губы, и молча согласились друг с другом, что не доставят эльфу удовольствия всякими там вопросами и удивлениями. Тоже спешились и повели коней следом.

Они шли и шли, а скала все не приближалась, под ногами были ямы и топь, но, ступая вслед за Элаем прямо на эти «ямы», они ощущали под ногами твердую землю. Несколько раз из ниоткуда доносились певучие приветственные оклики, и Элай взмахивал в ответ рукой. Потом скала оказалась прямо перед ними, шершавая и высоченная, и эльф, не сбавляя шага, пошел прямо в нее, прикрикивая на упирающуюся лошадь. Шагнул – и пропал.

– Фантом, – одними губами сказал Тахар. – Фантом, закрывающий целый кусок дороги, то есть морок… Нет, я не удивлен. И не восхищен. Понятно?

К эльфийской деревне подъехали на закате.

Она была очень чистенькой и просторной, с домиками, построенными, кажется, из огромных пней, и из их земляных крыш потешно торчали печные трубы. Конечно, тут было великое множество раскидистых деревьев с густой листвой, огромных и старых, всюду заливались трелями птицы и летали маленькие яркие бабочки. По улицам бегали дети, маленькие и шустрые, все эльфы были тонкими и малорослыми, похожими на того, которого Алера видела утром в таверне. Эльфийские мужчины коротко стригли волосы и носили в ушах серьги-петельки, а женщины – бусы и пояса из цветастых камней и речных ракушек. Одеты эллорцы были совершенно обычно, в рубашки и платья, в лен и шерсть. Все приветливо махали приезжим, а те махали в ответ.