Взрослые тайны - Пирс Энтони Страница 34

– Что, тебе тоже не по себе? – спросила она, зная ответ.

– Да. Может быть, если бы ты спела…

Девочка похолодела. Ей казалось, что кентавр спит, а он, оказывается, слышал!

– Ой, да я не могу! – пролепетала она, чувствуя, как лицо делается пунцовым.

– Прости, если моя просьба не совсем учтива, – извинился он.

Дженни была настолько смущена, что некоторое время даже не могла ответить.

А потом он услышала, как Че тихонько шмыгает носом. Совсем тихонько, но, присмотревшись, она увидела, что он закрыл лицо руками и плечи его трясутся. Маленький крылатый кентавр пытался сдержать слезы!

Похищенный, попавший в лапы жестоких врагов, он был почти так же одинок, как она сама.

«А ведь ему, – вспомнила Дженни, – всего пять лет.

Пусть он говорит совсем как взрослый, наверное у кентавров так бывает, но в действительности еще детеныш.

Ребенок».

А еще она вспомнила, какая ужасная участь ждет их обоих. Так каково же сейчас несчастному малышу!

– Прости, Че, – прошептала она. – Дело в том, что я пою только.., животным и неодушевленным предметам.

– Может быть, если ты подумаешь обо мне, как о животном… – неуверенно промолвил он.

– Ой, но ты же не… – начала было девочка и осеклась. А и правда, кто он, если не животное? Во всяком случае не человек и не эльф. Но славный и добрый друг – это точно!

Друг, который нуждается в утешении. Так неужели она не поделится с ним тем, чем делилась со своим котом?

– Я.., попробую, – сказала Дженни и начала безо всякой уверенности в том, что у нее получится. Ей никогда не доводилось петь никому, кто мог бы понять, что слышит песню. Цветы и зверюшки – другое дело: они никогда не скажут и даже не подумают, что мелодия фальшива, или голос плох, или слова нелепы. Они просто принимают то, что слышат таким, каким слышат. А Че, хоть он и дитя, имеет разум, несопоставимый с разумом зверька или цветочка, и, скорее всего, это помешает. Ум у него наверняка критический.

Сначала Дженни не удавалось произнести ни звука, как будто сама мысль о том, что ее слышит разумное существо, сдавила ей горло. Потом, убеждая себя в том, что Че всего лишь пятилетний малыш, она стала мурлыкать мелодию. Затем вернулся и голос, а за ним образы: принцесса, замок и дракон, похожий на принца.

Снаружи послышался шум, и Че повернул голову к двери, ожидая появления гоблина, но Дженни продолжала петь, надеясь, что стражник пройдет мимо.

Так и вышло: шаги удалились и стихли. Девочка пела, и образы становились все приятнее и светлее.

Сейчас в песне не было ничего дурного: лишь ясный солнечный день и чудесные милые цветы. Одно-единственное темное облачко выглядело раздосадованным, но оно висело далеко и не могло закрыть ласковое теплое солнышко.

Но тут произошло нечто ужасное, нечто, напомнившее о валявшемся у двери мясе.

Дракон хотел съесть принцессу! Хотел, чтобы она сама явилась к нему, а он, приняв свой естественный облик, пожрал ее и стал королем драконов. Что же ей было делать?

Дженни пела, и слова приходили сами собой, словно следуя за менявшимися совершенно независимо от нее образами. Казалось, будто кто-то направляет ей мысленное послание: она вовсе не сочиняла эту историю, просто воспринимала ее. В каком-то смысле, даже участвовала в ней, отчасти отождествляя себя с принцессой.

Присутствовал в этой истории и Че – он соотносился с принцем-драконом, возможно потому, что и тот, и другой относились к крылатым чудовищам. Несмотря на весь ужас ситуации, девочка чувствовала, что дракон любит принцессу, и, хотя находила предложенный им способ выразить свои чувства слишком уж своеобразным, понимала, что для столь буйного, хищного и неукротимого по своей сути существа, как дракон, он может казаться вполне естественным.

А принцесса решила пойти к дракону, ибо, искренне любя его, полагала, что вполне может претерпеть некоторые неудобства ради того, чтобы ее возлюбленный исполнил свое высокое предназначение. Подобно девочке, готовой ради утешения друга спеть ему глубоко личную, не предназначенную для посторонних ушей песню.

Потом злые люди и гадкая туча попытались напасть на дракона, но принцесса предостерегла его. Он уничтожил нехороших людей, а принцессу унес на далекий и прекрасный остров. А поскольку обстоятельства сложились так, что возвращаться домой ни она, ни он не могли, они воспользовались магией, превратились в единорога с единорожицей (весьма смазливой), после чего жили вместе долго и счастливо. Надо сказать, что единорогов Дженни тоже никогда не видела, но в песне это почему-то не имело значения. Стоило ей увидеть образ, и сразу стало ясно, кто это такой. Без труда узнала девочка и тучу: кого-кого, а эту каверзницу Тучную Королеву знает всякий.

Фантазия вышла славная: у Дженни полегчало на сердце, и она точно знала, что песня утешила и Че, хотя происходившего в ней он знать не мог. «А может, и мог, – неожиданно подумалось девочке, – может, и мог, если в известном смысле сам в этом участвовал. И оказался при этом хорошим – вовсе не съел принцессу, а женился на ней. Конечно, все это было не взаправду, но все-таки…»

Дженни вжилась в песню, и та лилась, и лилась. Че, слушая ее, успокоился, а потом и уснул. Следом уснула и Дженни: собственная песня убаюкала ее, несмотря на весь ужас происходящего.

Пробудил девочку звук шагов: к хижине кто-то приближался, и на сей раз этот кто-то не прошел мимо.

Дверь рывком распахнулась, и на фоне зарева угасающего костра на пороге возникла темная фигура.

– Вам что, есть неохота? – гаркнул гоблин, увидев нетронутое мясо. – Ну и ладно, нам больше достанется.

Он подхватил с пола оба куска и захлопнул за собой дверь.

Дженни расслабилась, обрадовавшись тому, что мясо забрали: она очень любила животных и вообще не ела мясного. Но не успела она заснуть снова, как послышались тяжелые шаги, и в дверном проеме появился сам Гротеск.

– Так, от еды, стало быть, носы воротим, – прорычал гоблинатор. – Ишь, какие привереды нашлись. А ну, вылезайте, сейчас мы с вами разберемся!

Сердце Дженни упало. Минула полночь, подмога к ним не подоспела, а если гоблины устроят сейчас свою отвратительную забаву, то уже и не поспеет. И все потому, что они не притронулись к этому противному мясу.

Их вывели к догорающему костру. Видимо, они провели взаперти несколько часов: большая часть валежника превратилась в уголья, а огромный круг сыра перебрался на другую половину неба. Неужели за это время гоблины съели все, что осталось от нимфы с фавном, и решили снова разжиться мясом?

– Значит, так, – заявил гоблинатор, – мы собирались продержать вас несколько дней и как следует откормить. Но если вы будете отказываться от пищи, то, наоборот, похудеете: станете тощими и невкусными.

Он выдержал паузу, позволив всем присутствующим оценить его железную логику. После чего скорчил гримасу, которую, видимо, считал улыбкой, и продолжил: