У зла нет власти - Марина и Сергей Дяченко Страница 34

Свет фонаря сделался тусклее. Наверное, они прикрутили фитилёк; я вдруг вспомнила бывшего алхимика, в изгнании сочиняющего детские повести. Он помогал подменять младенцев… Мне было так противно и жутко об этом узнать, что я даже не спросила: а кому он помогал?

Голос Оберона будто зазвучал у меня в ушах: «Есть такие существа. Да ты и раньше, наверное, слышала. Подобные случаи бывали много раз, и ещё, к сожалению, будут…»

Значит, писатель был в сговоре с «такими существами».

«В те дни на Королевство напали, — говорил Оберон, — началась война, я уехал защищать дальние границы. Мать Александра болела, а нянька проявила беспечность…»

— Кто здесь?

Дверь приоткрылась. Принц Александр стоял на пороге с огромной дубиной наперевес; был он в бархатном халате, изрядно потёртом и лоснящемся на локтях. Его всклокоченные волосы торчали в разные стороны.

— Лена, ты?!

Принцесса Эльвира за спиной принца казалась персонажем совсем другой сказки — в шёлковой ночной сорочке, в аккуратном чепце с кружевами, она держалась как знатная гостья на пышном королевском приёме.

— Простите, — промямлила я, косясь на дубину. — Я вижу, вы ещё не легли…

— Это видно прямо из замка? — холодно осведомилась Эльвира. — Острое же у тебя зрение, маг дороги.

Принц опустил своё оружие, но приглашать меня в гости не спешил.

— Дело в том, — я постаралась говорить официально, голосом школьной директрисы, — что мне надо с вами поговорить, с обоими. Это очень важно.

— Нам, может быть, осталось жить чуть больше суток, — заметила принцесса всё так же холодно. — Хотелось бы спокойно провести ночь в своём доме… напоследок.

— Принцесса, никто из нас не собирается умирать. — Я не хотела вдаваться в рассуждения, но меня будто кто-то за язык дёрнул. — Очень многое зависит от вас. Скажите…

Я запнулась. До меня как-то не сразу дошло, что записка вместе с книгой остались у Максимилиана и предъявлять мне нечего.

— …Есть записка… старая, которую король… которую один человек хранил в своей книге много лет. В записке написано изящным почерком с наклоном влево: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду». Принц Александр, принцесса Эльвира, вы не знаете, кто это мог написать?

Принц и принцесса переглянулись. Ничего лестного для меня в их взглядах не было.

— Я писала записки только Александру, маг дороги, — голос Эльвиры готов был замёрзнуть в воздухе и упасть на пол вереницей сосулек. — И, разумеется, никогда бы не написала «вы мне ничего не должны». Это пошлость.

— Я тоже не писал ничего подобного, — угрюмо добавил принц. — Понятия не имею, кому и зачем это понадобилось.

Я попыталась справиться с разочарованием. С третьей попытки это мне почти удалось.

— Погодите… Это очень важно… Вы никогда не слышали о тех, кто подменяет детей в колыбели? Вам не известны такие случаи?

Принц и принцесса снова переглянулись.

— Нет, — сказала Эльвира.

— Очень странно, что ты об этом спрашиваешь, — пробормотал Александр, отводя глаза.

Мне вдруг очень захотелось допросить его с помощью семечек правды.

— Пора спать, — изрекла Эльвира тоном Снежной королевы. — В эти страшные дни каждый заботится о себе, маг дороги… Прощай.

* * *

Над рекой собирался туман. Мои следы на берегу оборвались: я взлетела с разбега, сильно оттолкнувшись от песка мокрой кроссовкой. Надо было найти Максимилиана с книгой, запиской и семечками. Может быть, принц Александр что-то скрывает… Может, он и Оберона помнит. Оснований для такого подозрения было ноль, но мне очень хотелось хоть за что-нибудь зацепиться.

Проклятый алхимик всё не шёл у меня из головы. Зачем подменять младенцев в колыбели? Ещё понимаю, если какая-нибудь кикимора подкладывает своего заморыша, чтобы его кормили. Но вот так просто брать — и менять детей мирами?

И ещё мне вдруг вспомнилась женщина с тряпичным драконом на коленях. Кто она такая и что это за мир? Почему я туда попала? И какой у неё был странный голос, когда она сказала: «Это не Королевство»…

Я летела над рекой, стараясь держаться выше тумана. С тех пор как меня чуть не прикончила Туманная Бабища, я эту серую мокрую вату терпеть не могу. Мне мерещились крики… или где-то кричали на самом деле? Туман обманывал моё ночное зрение, я решила, что подо мной уже берег, и спустилась слишком резко. Зачерпнула воды кроссовкой, от неожиданности дёрнулась, потеряла равновесие и шлёпнулась в воду. Сразу погрузилась по горло — вода была холодная, одежда на мне намокла и потянула вниз, и ещё посох в руках — я не решалась его выпустить… Вдруг река взяла меня, будто большой ладонью, и, устроив поудобнее, понесла вниз.

В разных местах мне приходилось купаться, и в озере, и в ручье, и в море, — но никогда никакая вода не казалась такой упругой, ловкой и совершенно домашней. Меня не тащило, не сносило — просто несло, аккуратно, удобно, я могла бы разлечься и руки за голову закинуть — клянусь, вода по своей воле не попала бы ни в глаза, ни в нос! Мимо проплыл высокий берег… Снова сменился пологим… Река несла меня от замка — к порту, мимо городских строений, мимо пустых избушек рыбаков…

— Ланс, — прошептала я.

Река чуть качнула меня, будто в гамаке.

— Ланс, ты ведь помнишь Оберона?!

Река снова качнула меня.

— Помоги мне! Помоги, я опять не знаю, что делать! Что делать, если его забыл даже Уйма? Даже Александр! Даже Гарольд сказал мне, что я выдумала Оберона, чтобы было, на что надеяться!

Река чуть замедлила движение. Впереди показался берег — пологий песчаный пляж между двумя пристанями.

«Я был великим магом и великим воином, — мог бы сказать Ланс. — Но теперь я всего лишь река…»

— Разлейся! Останови Саранчу!

Ответа не было. Он будет бороться, поняла я, но Саранча переправится всё равно; кроме того, чтобы взять замок, не надо перебираться через реку…

Берег приближался. Ланс не может мне помочь, он река…

Он великий воин.

«Попроси великого воина, давно оставившего мир живых, доверить тебе Швею — и, если твои помыслы достойны, маг, ты получишь искомое».

Я всё-таки хлебнула воды — по своей собственной вине. И закашлялась. Помыслы-то мои достойны, и некромантией я сроду не занималась. Но в прошлом у меня была история, которую, если строго судить, вполне можно счесть предательством. Когда я поддалась на уговоры Александра и Эльвиры, согласилась помочь им обрести своё королевство, а в результате в опасности оказались жизни Оберона и всех его подданных. Тогда-то Ланс и погиб — в бою, защищая своих…

И что же — теперь я попрошу у Ланса Швею?

Можно сказать, что я не хотела никого предавать, всему виной козни Туманной Бабищи, Ланс простил меня, как простил Оберон… Любой подлец всегда придумает себе тысячу отговорок.