Сталкеры поневоле. Вопреки судьбе - Виктор Глумов Страница 34

Блондинка повернулась задом, принялась распечатывать шприц. Закончив, перетянула руку Ани жгутом, огладила ее рельефное плечо:

– Отличная физическая форма. То, что вам нужно. – Игла вошла в вену, и в пробирку потекла темная кровь. – Уверена, у нее будут хорошие анализы.

– Внешность обманчива, – хихикнул вивисектор. – Но даже если нет, найдем ей применение.

– К овуляшкам?

– Нет, их достаточно. Поработает на благо человечества.

Набрав две пробирки, блондинка Наташа размотала жгут и не удосужилась приложить ватку к месту прокола. Аня собралась согнуть руку в локте, но вспомнила, что должна изображать дурочку, и расслабилась. Темно-красная струйка побежала по предплечью, на плитку пола закапали капли, которые на белом фоне казались алыми.

Интересно, если взять вивисектора в заложники, он сработает как пропуск или вместе пустят в расход? В любом случае, пока действовать рано, надо получше изучить обстановку, продумать пути отступления. Жаль, когда вели сюда, голова плохо соображала, и все, что снаружи, помнилось урывками.

Главное – попытаться сбежать прежде, чем… Страшно представить, прежде чем что. Им нужны результаты анализов, значит, есть несколько дней.

– Теперь, сто сороковая, вставай, пойдем, просветим тебя.

Покинув лабораторию, двинулись дальше по ярко освещенному коридору со стальными дверями по обе стороны, у самой стены повернули налево. Вивисектор набрал код на массивной стальной двери (один-четыре-восемь-восемь), напоминающей корабельный иллюминатор. Следом за ним Аня переступила порог.

Здесь вместо дверей были боксы за стеклянными стенами, оборудованные под обычные комнаты: кровать, телевизор, тумбочка, туалет и душ за шторой. Обитатель первого бокса лежал лицом к стене и не двигался. Во втором две беременные женщины беседовали, сидя на кровати. Обе были уже на сносях.

Стоило представить, что зреет в их утробах, и хотелось прямо тут самоубиться. А вдруг и ее ждет то же? Аня присмотрелась к женщинам в третьем боксе: они выглядели разумными, провожали ее взглядами, полными сочувствия. Наверное, их не накачивают транками: они плохо влияют на плод, чем бы он ни был.

Всего она насчитала шесть боксов. Уж не этих ли женщин медсестра Сова называла овуляшками? Господи, уж лучше сразу удавиться!

Конечным пунктом был кабинет функциональной диагностики. Точнее, множество помещений, где гудели приборы. Что есть что, Аня не очень разбиралась.

Навстречу вышел человек… нет, орангутан со скошенным черепом и выраженным надбровным валиком.

– Полный осмотр, – распорядился вивисектор. – Сто сороковая, раздеваемся.

«Я для них просто подопытный экземпляр в отличной физической форме», – убеждала себя Аня, подавляя стыд, но помогало слабо.

Ночнушка упала на пол, и Аня свесила руки вдоль тела, отчаянно желая прикрыться. На помощь пришла спасительная ярость. Что же происходит? В двадцать первом веке – концлагерь, где проводят эксперименты на людях! С натуральными фашистами в штате, даже код у них соответствующий – 14–88. Это место надо сравнять с землей, чтоб даже стен не осталось, залить напалмом вместе с сотрудниками – такое жить не должно.

Сначала сделали рентген, потом – энцефалограмму, затем – УЗИ всего, чего только можно. Все это время Аня рисовала картины возмездия, а толстяка скармливала мутанту, которого увидела первым.

Только бы Дыма найти! Только бы с ним все было хорошо. Сердце болело за него больше, чем за себя. А вдруг его уже где-то режут живьем или инфицируют какой-нибудь заразой? ВИЧ, например.

Когда, одевшись и с трудом усмиряя дыхание, она покидала диагностический центр, заметила в конце коридора лестницу, ведущую наверх: или на волю, или в загон с заключенными. Мужчин, очевидно, держали в другом месте.

По пути обратно встретилась Сова с лотком, наполненным окровавленными турундами. За распахнутой дверью лязгал металл, кто-то стонал, и доносился голос. Разговаривали не по-русски, Аня не расслышала, польский это или украинский.

Предположила второе: акцент Совы соответствовал. Теперь понятно, откуда столько равнодушия: у них появилась возможность отыграться на враге, когда он беспомощен. Пусть враг только в воображении, но так жить проще: есть, кого обвинять в своих бедах. Мечта: как хочешь издевайся, а враг не ответит.

Теперь она обязана выжить и сжечь осиное гнездо. Нет, не так: освободить из вольеров всех жертв экспериментов, и пусть они разбираются с обидчиками.

По пути назад Аня незаметно для провожатого вглядывалась в двери, но надписей на них не было, кодовых замков – тоже, все они открывались или ключом, или магнитной картой, какая угадывалась под халатом толстяка.

Итак, надо дождаться ночи, добыть карту и где-нибудь затаиться на пару суток: пусть думают, что побег увенчался успехом.

Когда Аню передали вохровцам, она с досадой поняла, что ее плану не суждено осуществиться: если там, где лаборатория, камер не наблюдалось, то в отделении, где держали ее и других подопытных, она разглядела систему видеонаблюдения, замаскированную под пожарную сигнализацию.

Черт, до чего же мало сведений! И вряд ли их будет больше, зато каждый час приближает время экзекуции. Побег нужно устроить сегодня ночью, потом будет поздно.

Она с наигранным интересом посмотрела на мальчишку-вохровца, у которого был ключ от всех дверей. Неужели и он – садист-неудачник, мстящий всему миру за свою ущербность? Или им не говорят, что происходит с людьми? Вот уж вряд ли, все он знает, и жалеть его нечего. Не люди это, а двуногие прямоходящие. Враги.

Сколько готовятся анализы? Сутки, двое? Получив желаемый результат, ее пустят под нож, облучат, инфицируют? Или будут резать и следить, как быстро заживают раны?

Господи, такое ведь и в кошмарном сне не привидится! Пусть сон закончится!

Усевшись рядом с напарницей, лежащей ничком, Аня поджала ноги, уткнулась в колени и разрыдалась, убеждая себя, что такого не может быть, все это происходит не с ней. Галлюцинация, кошмар, розыгрыш – что угодно.

Выплакавшись, она перевела взгляд на сто тридцать пятую: она не шевелилась и вроде не дышала. Аня откинула одеяло, прикоснулась к ее шее и отдернула руку: женщина уже успела остыть.

Никого звать Аня не стала: она ведь дурочка, ей все должно быть по барабану. А что труп… отмучилась, бедняга. Может, оно и к лучшему.

Клацнуло, открываясь, раздаточное окошко в двери, и на полу появились две тарелки с кашей, какую варят собакам, и коричневым напитком – то ли чаем, то ли компотом.

«Как собакам», – взяв свою миску, подумала Аня, собралась сказать, что в камере труп, но передумала: она сделает это ночью, попытается нейтрализовать охранника и сбежать. Другого шанса может не быть.

Пришлось забирать и миску мертвой напарницы.

У компота оказался кисловатый химический привкус, еда тоже отдавала лекарствами, и Аня решила лишить себя ужина: а вдруг там намешаны транки? То, что не взял укол, скорее случайность, чем совпадение. Скорее всего, медикаменты в пище: узники едят и тупеют.