Люди крови - Алан Ф. Троуп Страница 34

Я, как всегда, в восторге от ее внешности, в каком бы обличье она ни пребывала. Присев на ее постель, кладу руку ей на грудь, намекая, что неплохо бы прилечь. Однако в глубине души я сознаю, что уж для этого-то у нас будет предостаточно времени. Когда я убираю руку с ее груди, Элизабет бросает на меня удивленный взгляд. Думаю, она поражена тем, что я могу ни с того ни с сего отказаться от близости с ней.

– Потом, – говорю я.

Мысленно я уже дома. Впервые за много дней я позволяю себе широко улыбнуться:

– Мы сейчас отплываем.

Когда я выхожу из каюты, в спину мне летит подушка.

Обычно Элизабет не торопится вставать и тратит много времени на умывание и одевание. Но сегодня не успеваю я дойти до мостика и завести мотор, как она присоединяется ко мне. На ней нет ничего, кроме ярко-синего купальника бикини. Волосы со сна растрепаны. Она улыбается и говорит:

– Отплываем!

Помощи от нее никакой. Когда я пытаюсь объяснять ей что-то про моторы, она откровенно зевает:

– Просто научи меня управлять катером, – говорит она, – а как там все устроено – меня не интересует.

Она подходит ко мне поближе только когда я на секунду-другую отвлекаюсь от нее, чтобы взглянуть на компас.

– Еще долго? – спрашивает она, прижимаясь ко мне сзади.

Я отрицательно мотаю головой, стараясь не обращать внимания на тепло ее мягкого тела, на ее нежный запах. Двигатели разогреваются, все системы работают нормально. Я встаю за штурвал, а Элизабет велю сойти на берег и отдать швартовы. Она возмущенно сверкает на меня глазами и отправляется выполнять распоряжение, только когда я добавляю: «Пожалуйста». Но идет при этом так медленно, что у меня возникает огромное искушение все сделать самому. Не могу не восхищаться медленной кошачьей грацией ее движений. Глядя на ее неумелые действия, я не в силах удержаться от умиленной улыбки. Когда она, наконец, заканчивает, я завожу катер.

Элизабет запрыгивает на борт, когда катер уже отходит. Явно понимая, что я за ней наблюдаю, она медленно идет по носовой части палубы, укладывая канат так, как я велел ей. Она изгибается и покачивает бедрами сильнее, чем это обычно делают при ходьбе. Ее груди вот-вот выскользнут из чашечек бюстгальтера. На ее смуглой коже блестят капельки пота. Влажный купальник прилипает к груди и животу. Я смотрю на нее и думаю, какая она, должно быть, соленая на вкус. Элизабет оглядывается, смеется, указывает на что-то позади меня.

– Питер! – кричит она. – Берегись вон той палки!

Едва успев опомниться, даю задний ход, потом аккуратно огибаю знак выхода из канала.

– Капитан, – кричит она, подбоченясь, – смотри, куда правишь!

– С тобой это не так-то просто! – огрызаюсь я.

– Правда? – с невинной улыбкой она оттягивает лямки купальника и на секунду демонстрирует

мне свои упругие груди с темно-коричневыми сосками. – А я думала, что тебя это больше не интересует.

Я хочу рассердиться на нее, но неожиданно улыбаюсь:

– Я вовсе не говорил, что не интересует.

– Но ты так себя вел, – возражает Элизабет, поворачивается ко мне спиной и смотрит, как мы проплываем мимо других катеров, стоящих у пристани.

Я понимаю, что это она наказывает меня за то, что я пренебрег возможностью близости с ней.

– Что смотришь? Ты никогда ничего подобного не получишь! – кричит она.

Я возмущенно вскидываюсь, но потом соображаю, что это она отвечает на жадный взгляд престарелого пузатого мужчины, сидящего на носу своего катамарана. Тот разевает рот с тлеющей сигарой. Его жена, с трудом втиснувшая свои телеса в черный закрытый купальник, смотрит вслед нашему катеру с выражением крайней брезгливости на лице. Что удивительно, она презирает не своего мужа, а мою жену. Элизабет срывает лифчик и машет ей, потом спускает трусики и поворачивается задом. Сигара выпадает изо рта у старика.

– Подавись ты! – кричу я, набирая скорость и тем самым гоня волну к их яхте. Их еще долго будет качать, когда мы пропадем из виду.

Элизабет резвится на палубе, подбрасывая купальник. Потом она встает по ходу катера, расставляет руки и ноги, позволяя встречному ветру ласкать себя, высушивая выступивший пот. Так она и стоит, не обращая внимания на взгляды с проплывающих мимо лодок. Когда мы, наконец, покидаем гавань, я зову ее к себе на мостик.

– Ну как? Ты еще в своем уме? – кричит она мне.

– Сохранить рассудок было почти невозможно,- отвечаю я, глядя на нее.

Элизабет со смехом бежит к мостику. Она обнимает, целует меня и шепчет мне на ухо:

– Я хочу тебя.

– Еще не время, – говорю я, крепко держа штурвал и готовясь провести наше маленькое судно мимо самой серьезной мели вблизи берега.

Она прижимается ко мне сбоку. Кожа ее прохладна от ветра, соски затвердели. Я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания, оставаться только внимательным лоцманом, но она трется об меня, целует в шею, стаскивает с меня одежду.

– Элизабет! – возмущенно взываю я.

Она хохочет, продолжает дразнить меня. Я с трудом принуждаю себя следить за волнами и встречными лодками. Но чем дальше уплывает от нас Ямайка, тем труднее мне сосредоточиться, тем острее я чувствую присутствие Элизабет рядом. Когда гладь океана заполоняет собою все и в пределах видимости не остается ни кусочка суши, я сдаюсь, устанавливаю автопилот, срываю с себя одежду и отдаюсь во власть своей подруги.

– Ну наконец-то! – восклицает Элизабет, отстраняется от меня, медленно идет к скамье. Прекрасно понимая, что я слежу за каждым ее движением, она ложится на скамью навзничь.

– Давай же, Питер! Ты и так заставил меня ждать слишком долго.

Глядя на ее обнаженное тело, освещенное ярким солнцем, я шепчу:

– Теперь, должно быть, ты надеешься, что я вознагражу тебя за долгое ожидание?

– Да, хотелось бы…

Потом ни один из нас не дает себе труда одеться. Мы лежим, обнявшись, и слушаем рокот моторов, вдыхаем соленый воздух, позволяем ветру обдувать наши тела. Мы дремлем, убаюканные покачиванием на волнах.

Просыпаемся только с наступлением темноты. Не обменявшись ни словом, мы меняем обличье и взмываем в ночное небо на охоту. Нам хочется убивать и есть. После охоты мы снова занимаемся любовью на палубе, засыпаем и пробуждаемся ранним, утром, чтобы увидеть загорающуюся полоску, зари. Мы вновь становимся людьми и снова отдаемся друг другу, только уже в каюте… На следующую ночь мы делаем то же самое. Мы нападаем на лодки контрабандистов, рыщем по окраинам островов. О нас еще сложат страшные сказки и песни, которыми будут пугать не одно поколение детей.

Время становится безразмерным. Я теряю счет дням, давно уже не знаю, где мы находимся. Книги, взятые с собою, остаются непрочитанными. Папка с материалами на Хорхе Сантоса так и лежит в ящике стола. Мне некогда раскрыть ее. Я и Элизабет почти весь день спим. Мы едва переговариваемся, не поверяем друг другу своих мыслей, ничего не рассказываем. Иногда мне кажется: все, что нас волнует,- это следующая охота, еда, совокупление, потом опять охота, опять еда…