Песня зверя - Кэрол Берг Страница 34

Я подкатился к ногам узкого силуэта и поднял ладонь, защищаясь от руки с кинжалом. Убийца споткнулся и рухнул на покрытый опилками пол, я придавил его, но он отбивался, выворачивался и в конце концов выскользнул из-под меня. Я не смог его скрутить — сил не хватило, но сумел сделать так, что ножом ему было меня не достать. К счастью, ноги у меня были длиннее его рук, и в конце концов я ловко пнул его в живот. Убийца тихо охнул, разжал пальцы, и я торопливо и неловко, как краб, отполз от укутанной в плащ фигуры. Драться дальше у меня не было сил, и я метнулся к двери, но в порыве отчаянного любопытства поднял руку, чтобы откинуть капюшон с лица убийцы, и тут он снова схватился за нож; благоразумие победило, и я бросился бежать. Знать ничего не желаю.

Утренние прогулки в окрестностях Камартана сослужили мне добрую службу. По залитым лунным светом лугам и рощам я быстро добежал до большой пещеры. Погони не было, и я смог перевести дух и подумать, что делать дальше. По зрелом размышлении мысль разбудить моих гостеприимцев и сообщить, что кто-то из них хотел меня убить, показалась нелепой и глупой. Так что я сел в тени утеса прямо у входа в пещеру, прижавшись к скале, и решил посмотреть, кто подкрадется к двери, когда все порядочные элимы мирно спят. И тогда внезапность будет на моей стороне, я схвачу негодяя и предъявлю всему племени доказательство моих слов.

Но в спину мне вонзился острый каменный выступ, штаны мгновенно промокли от росы, а возбуждение, обыкновенно вызываемое ночными покушениями, улеглось, и тогда я рассмеялся. Я лег на бок, чтобы разгрузить спину, и смеялся, пока из глаз на влажную землю не закапали слезы. Хорошо, что меня никто не видел: я вел себя как сумасшедший.

"А ведь ты так и не смирился, правда? — говорил я себе. — Свет не видывал такого дурня и труса, как ты, Эйдан Мак-Аллистер! Ты бежал от тени, которая не могла предложить тебе ничего нового — какой мертвец станет бояться ножа, а? И ты решил, что этот негодяй преспокойно войдет в пещеру через главный вход, — да тут же наверняка пятьдесят потайных ходов-выходов в скалах! Что ты рыпаешься? Успокойся, смирись, недоумок!"

Если бы мой полуночный посетитель снова занес в ту минуту нож, я бы стянул рубаху и собственными корявыми пальцами направил его клинок себе в грудь. Но никто не появился, и вскоре я уткнулся носом в мокрую кочку и заснул. Я проспал до рассвета, и тут меня затрясли за плечо.

— Мак-Аллистер! Эйдан! Бог мой, что стряслось? — Чья-то рука ухватила меня за запястье, а потом ощупала голову — наверняка искали пульс и раны, — и не успел я толком проснуться, как меня перевернули на спину. Я невольно застонал — лежать на спине по-прежнему было больно, — и элим принялся еще более ревностно искать на мне увечья: он задрал мне рубашку и сорвал бы ее вовсе, но тут я наконец окончательно опомнился.

— Все хорошо. Не надо. — Я отстранил руки, сел и увидел Давина. Он был страшно перепуган, но, увидев, что я цел и невредим, залился краской ярче, чем рассветные лучи.

— Я подумал… ты тут лежал…

— Долгая история, — как можно небрежнее отмахнулся я, — и предавать ее огласке мне не хочется. Она ущемляет мое сенайское самолюбие — как-никак мы воины…

— Но…

— Я цел и невредим. Правда. Давай лучше подумаем о завтраке.

Кажется, я вчера вообще не ел, а поскольку, как выяснилось, я отчаянно цепляюсь за жизнь, надо бы перекусить.

— Хорошо. Конечно. Яра как раз растапливает печь.

Мы съели Ярину кашу — сытную, густую и горячую. Я не стал ничего объяснять Давину и отправился в обычный путь — в конюшню, к осыпи, к мосту, в сарайчик. Работал я в полную силу, и во мне не было места для мыслей — надо было заставить тело делать то, чего я от него хотел. Поздно ночью, зарывшись лицом в соломенную подстилку в углу сарайчика, я лелеял слабую надежду, что больше не проснусь.

Но я проснулся и снова увидел вынырнувшую из мглы темную фигуру. На сей раз ножа не было, и меня удостоили беседы.

— Вставайте, лежебока, пойдем. Надо поговорить.

— Не хочу ни о чем разговаривать, — пробормотал я в одеяло. — Где ваш нож? Я не стану сегодня вам мешать.

— А у вас никто и не спрашивает, чего вы хотите, Эйдан Мак-Аллистер.

Ну вот, хоть кто-то со мной честен. Но как только я понял, что голос принадлежит Нариму, я решил, что заключение мое преждевременно.

— Ладно, говорите, — буркнул я. — Поведайте какую-нибудь непреложную истину.

— Вы не мертвец.

Я едва не взвыл.

— Ну и дурак, — сказал я громко и натянул одеяло на голову.

— Это непреложная истина. Вообще-то это вас с легкостью можно назвать дураком — нашли время оплакивать потерю богов. Боги никуда не делись. Просто вы их имен не знаете, а сенай, конечно, с такими вещами смириться не может — вы иначе устроены.

— Мои убеждения меня никогда не подводили, — отозвался я. — Хотя времени было достаточно.

— Ах, друг мой, вы по-прежнему блуждаете во тьме. Ведь насколько боги, создавшие людей, драконов и элимов, удивительнее жалких божков, у которых нет даже собственного голоса!

— Я не отрицаю, что был дураком и им остаюсь.

— Но вы живой дурак, а не мертвый. Пойдем — я покажу вам, что спорил не зря.