Океаны Айдена - Михаил Ахманов Страница 34

Не только связан, сообразил он минуту спустя, но и примотан к столбу: ремни шли поперек груди, охватывали пояс, бедра и голени. Похоже, он впечатлил островитян — постарались на славу! Ремни были прочными, шириной в три пальца.

Медленно повернув голову, Одинцов поднял глаза вверх, затем огляделся. Его привязали к деревянной подпорке в большой хижине, сложенной из ошкуренных толстых бревен. Окон в помещении не было, поток света падал через наполовину притворенную дверь из массивных брусьев. Кажется, пол тоже был набран из такого же тесанного вручную бруса, темного и отполированного босыми ногами. В углу валялось оружие — чель, длинный меч, кинжал и арбалет, сверху на этой груде тускло поблескивал бронзовый шлем. Все эти подробности его сейчас не занимали, гораздо важнее было то, что к соседней подпорке, в пяти метрах слева, была привязана Найла.

Ее скрутили не столь основательно — только завели руки за толстенное бревно, перехватив там ремнем. Но Одинцов понял сразу, что девушка совершенно беспомощна. Он быстро осмотрел Найлу и успокоился. По крайней мере, ее пока не тронули, даже не стащили кольчугу, одежда девушки была в полном порядке, только на щеке багровела царапина.

Между столбами, на равном расстоянии от Одинцова и Найлы, стоял рослый, обнаженный до пояса человек в головном уборе из синих и красных перьев, с длинным медным кинжалом на перевязи. Вождь, главарь пиратской банды, что захватила их! Спустя минуту Одинцов сообразил, что раскрашенное лицо этого дикаря маячило перед ним в момент пробуждения. Пожалуй, эта рожа и впрямь напоминает Бура, решил он, снова оглядывая просторный зал с бревенчатыми стенами. Кроме них троих, тут не было никого, хотя сквозь полуоткрытую дверь доносились далекие причитания и вопли.

Ноги, торс и плечи вождя островитян были неподвижными, он только поводил башкой налево и направо, поочередно обозревая каждого из пленников. Одинцову дикарь напомнил Буриданова осла меж двух охапок сена: видимо, решал, какому из упоительных занятий предаться вначале — то ли пытать мужчину, то ли насиловать женщину.

А в том, что Найлу изнасилуют, он был уверен. Недаром здесь больше никого нет… Скорее всего, этот размалеванный садист в перьях будет насиловать девушку на его глазах… если к тому моменту у него еще останутся глаза. Жаль, что он не побеспокоился о Найле пораньше… Непростительная ошибка! А ведь всего один взмах клинком, и он мог избавить ее от мучений…

О себе самом Одинцов не беспокоился. В крайнем случае придется вернуться, как ни обидно покинуть Айден с его нераскрытыми тайнами, оставить молодое тело Рахи, к которому он так уже привык, распрощаться с Лидор… С Лидор, Найлой, Тростинкой, Р'гади… Это стало бы поражением! Позорным поражением!

Подняв голову, он с яростью уставился на предводителя дикарей. Если бы удалось порвать ремни! Он задавил бы эту крысу, оставил кинжал Найле и вышел наружу с мечом и челем. А там… Там он либо привел бы это племя к покорности, либо пал, утыканный стрелами и копьями, и, за секунду до смерти, покинул тело Арраха Эльса бар Ригона — к великой радости своих начальников!

Вождь в перьях, повернувшись к Найле, что-то рявкнул. К удивлению Одинцова, она ответила дикарю и, выслушав его, негромко позвала:

— Эльс! Ты меня слышишь, Эльс? Понимаешь, что я говорю?

— Слышу, малышка. Тебе знаком его язык?

— Это испорченный сайлорский. Помнишь, я говорила об экспедициях из Кинтана? Сайлорцы, что плыли на восток, обычно не возвращались.

— Хм-м… Ну, если так, попробуй убедить нашего приятеля, чтобы он меня развязал. А потом я с ним побеседую — даже на сайлорском, если угодно.

— Эльс, ты невозможен… Ты понимаешь, что нам грозит?

— Я понимаю, что грозит тебе. Постарайся улестить это раскрашенное чучело, это в твоих же интересах. Ты ведь умная девочка! Ты умеешь кружить головы мужчинам!

— Если в этих головах есть мозги. А тут — сплошная…

Вождю надоели их переговоры, и он опять взревел, шагнув к Найле и замахнувшись кулаком. Девушка быстро заговорила, шипящие, свистящие и булькающие звуки казались в ее устах райской музыкой. Дикарь выслушал ее, повернулся к Одинцову и, ткнув толстым пальцем в его сторону, произнес несколько слов.

— Его зовут Канто Рваное Ухо, — перевела Найла, — и он — сайят, вождь пяти окрестных деревень на этом острове, на Гарторе. Он самый сильный воин на северном побережье, и потому…

— Я сильнее, чем это чмо, — спокойно сказал Одинцов и сплюнул под ноги вождю. В голове у него прояснилось, и он начал обдумывать некий план.

— Но, Эльс…

— Переводи! — Одинцов рявкнул не хуже Канто. — И переводи точно! Я знаю, что делаю! Скажи ему, что я сильнее!

Немного поколебавшись, Найла перевела. Вождь осклабился и разразился длинной тирадой.

— Он говорит, что ты, возможно, сильнее. Но ты связан, и он вырвет твою печень, съест твое сердце и высосет мозг из твоих костей.

— Канто — не вождь и не мужчина. Он труслив, как баба! Моя печень обожжет его пальцы, ибо это печень воина! А сердце не добавит ему храбрости.

Кое-где на Земле такие штуки проходили. В век автоматов, ракет и ядерных бомб еще оставались места, где воинская честь не измерялась количеством мегатонн или патронов, оставшихся в обойме. Особенно среди импульсивных латиноамериканцев, где-нибудь в Никарагуа. Там, как помнилось Одинцову, проблемы любили решать ножом и кулаком.

Найла перевела его слова, и вождь побагровел под своей раскраской. Подскочив к Одинцову, он уцепился за ворот кожаного доспеха и рванул изо всех сил. Манеры у этого типа были как у мелкой шпаны, у тех отморозков, что обирают прохожих в темных переулках. Сквозь его рев Одинцову едва удалось разобрать слова Найлы:

— Он сказал, что будет резать ремни из твоей кожи, Эльс… — Девушка сделала паузу, потом быстро произнесла: — Эльс, милый, я боюсь… Может, не надо его дразнить?

— Ты как предпочитаешь: чтобы тебе сначала раздвинули ноги, а потом перерезали горло, или — сразу?.. — резко спросил Одинцов. Найла приоткрыла рот, потом кивнула — поняла. — Тогда скажи нашему другу, что из его рожи получатся отличные красные ремни — куда красивее, чем из моей спины. И добавь что-нибудь от себя, если хочешь.

Она добавила. Бог ведает, что она сказала, но дикарь, отпустив ворот доспеха, чуть не взвился к потолку — язычок у Найлы был острый. Отлично, решил Одинцов, все идет по плану! У их пленителя явно наблюдался холерический темперамент, как у латиноамериканцев. Еще пара-другая шпилек, и он в ярости схватится за нож и перережет глотки им обоим, хотя потом будет горько сожалеть, что избавил пленников от мучений. Вот только в кого он всадит клинок первым? Одинцов надеялся, что в Найлу, ему хотелось уйти со спокойной душой.

Дикарь что-то рявкал, плевался и бил себя в грудь кулаком.

— Великий вождь Канто Рваное Ухо клянется… — начала девушка.

Одинцов зарычал и дернул столб. С потолка посыпались кусочки коры и труха. Его голос заглушил вопли Канто.