Тень «Полярной звезды» - Филип Пулман Страница 34

— Ваш отец? Так. И кто же он, ваш отец?

— Лорд Уитхем.

Салли молчала, ее мозг напряженно работал.

— Докажите, — сказала она.

— Спросите мою мать. Она вам скажет. Она этого не стыдится.

— Кто она?

— Ее зовут Нелли Бад. И я не знаю, где она живет. Кстати, не знаю и того, кто вы. Я же просто зарабатываю себе на жизнь, стараюсь совершенствоваться в своем искусстве. Говорю вам, я невиновен, я никому не сделал ничего дурного. Я артист, мне нужен мир и покой, мне нужно только, чтобы мне не докучали, не тревожили, не терзали и не гонялись за мной без конца… это нечестно, это несправедливо!

Нелли Бад…

— Но вы все еще не сказали мне, почему он преследует вас. И каким образом тут замешан Беллман? Твердить, что к нему это не имеет отношения, бессмысленно, — его секретарь сегодня был здесь. Его зовут Уиндлсхэм. Как он с этим связан?

Однако Макиннон не успел ответить: где-то наверху над ними открылась дверь люка, Макиннон ловко вывернулся из ее рук и исчез в темноте, словно крыса. Она шагнула было за ним, но остановилась; теперь его не поймать.

Она полагала, что наверху по-прежнему стоит несусветный гвалт и публика возбуждена, потрясенная их исчезновением. Вместо этого она увидела крайне довольного режиссера, на сцене было полно танцоров, и публика веселилась от души.

По-видимому, внизу должен был находиться рабочий сцены, чтобы проводить Салли к ее креслу: люк, платформа и красный адский огонь — все было так, как задумал Макиннон для завершения своего действа. Оно исполнялось здесь впервые, и режиссер был в полном восторге от произведенного им эффекта.

Причина, из-за которой внизу никого не оказалось, была в том, что всех имевшихся в распоряжении режиссера людей вызвали на усмирение бурной ссоры за кулисами. Там появились неизвестно откуда четверо мужчин и яростно набросились друг на друга; после отчаянной схватки они были удалены. Скорей всего, сказал режиссер, опять какой-нибудь взбесившийся муж.

— Взбесившийся муж?

— Видите ли, мистер Макиннон имеет подход к дамам. Они летят на него, как мошки на свет. Почему, не знаю, да вот взять хоть вас. Там, где появляется он, всегда случается какая-нибудь веселенькая заварушка. Он поистине змий-искуситель. А теперь, мисс, разрешите мне найти кого-нибудь, кто проведет вас к вашему креслу. Вы ведь сидели в первом ряду, не так ли?

— Пожалуй, мне лучше уйти. Я получила достаточно развлечений в этот вечер, весьма вам признательна. Как пройти отсюда к выходу?

Оказавшись на улице, она с колотившимся сердцем поспешила за угол, к служебному входу, и увидела Фредерика, сидевшего на ступеньке, поигрывая тростью, в то время как Джим расхаживал взад-вперед, устремив глаза в землю. Кроме них, на тупиковой аллее не было ни души.

Она подбежала и присела рядом с Фредериком.

— Ты в порядке? Что случилось?

Он поднял голову, и она увидела порез на его щеке; однако он улыбался. Она нежно коснулась раны.

— О… мы им всыпали по первое число. Там, внизу, было тесновато, занавес мешал, кулисы; но когда всех нас выставили за дверь, и я мог свободней помахать своей тростью, дело пошло у нас лучше. Мерзкая парочка! И все же я выбил немного пыли из Секвилла, а Джим размазал второму парню нос по всей физиономии, так что для нас все кончилось недурно. По крайней мере, для меня… Ты его так и не нашел? — спросил он Джима.

Джим буркнул что-то. Салли вскочила и повернула его лицо к свету. Его губы были разбиты, а когда он открыл рот, стало видно, что одного переднего зуба не хватает. Ее терзали угрызения совести: они оба ранены, а она позволила Макиннону удрать…

— Ты что-нибудь узнала? — спросил Фредерик, вставая.

— Да. Но сперва найдем кеб и отвезем вас домой — я хочу обработать твою рану, Фред. Да и у Джима вот-вот все разболится. Надеюсь, мы получим по стаканчику бренди.

— Вообще-то жаль, что нас выдворили, — сказал Фредерик. — Мне хотелось посмотреть сеньора Чавеса — человека без костей.

— Я его как-то видел, — прошепелявил Джим. — Пустая трата времени. Он стоит на руках и затыкает ногой ухо. Только и всего. Ну, так что ты узнала, Сэл?

В четырехколесном экипаже, катившем по улице, уже довольно далеко от театра, мистер Харрис и мистер Секвилл подвергались весьма чувствительной головомойке со стороны мистера Уиндлсхэма. Однако не придавали ей того значения, какого она заслуживала; Секвилл, получивший от Фредерика удар тростью по голове, выглядел еще более тупым, чем обычно, а мистер Харрис, чей нос соприкоснулся с медным кастетом Джима, всячески старался направить струю крови не на манишку, а в носовой платок, уже и так промокший насквозь.

Мистер Уиндлсхэм посмотрел на них с отвращением и постучал по крыше кеба. Кеб сбавил скорость.

— Мы еще не доехали, — прогундосил Секвилл.

— Весьма точно подмечено, — сказал мистер Уиндлсхэм. — Однако ночь прекрасна и достаточно холодная. Прогулка пойдет вам на пользу. Сдается мне, что ваши таланты больше пригодны для того, чтобы терроризировать женщин, а не сражаться с мужчинами. А коли так, я, пожалуй, могу предложить вам другую работу… а могу и не предложить; зависит же это от того, насколько пунктуальны вы будете утром. В семь часов в моем офисе, и ни минутой позже. Никаких следов крови на дверной ручке, мистер Харрис, благодарю вас; протрите ее как следует, если вы не против. Нет, нет, только не вашим платком. Пола вашего паль то подойдет здесь куда лучше. Спокойной ночи, господа.

Ворча, бормоча, стеная, два головореза поплелись вниз по Друри-лейн. Мистер Уиндлсхэм приказал кучеру везти его на Гайд-парк Гейт; он полагал, что его хозяина весьма заинтересуют события этого вечера.