Диверсант - Григорий Шаргородский Страница 34

Добыча с постоялого двора оказалась богатой, даже слишком — обоз вез оружие и броню. Также там имелось немного денег — пара тысяч золотых империалов. По этому поводу у меня состоялся не очень приятный разговор с лесным маркизом, но я все же настоял на своем, и самое качественное оружие отправилось на границу вместе с новыми переселенцами.

А в это время пожар народного бунта расползался по всему герцогству. В этом факте было много положительного как для лесного маркиза, так и для меня, но вновь возникли проблемы с активистами. Народ-то они подняли, но при этом решили, что могут его же и возглавить. К тому же кратким периодом нашей с маркизом размолвки воспользовались завистники из его близкого окружения — меня элементарно сдали наместнику. Об этом я узнал от одного из агентов маркиза — поваренка из замка наместника Вента. Он сумел подслушать, что наместник отдал приказ начать подготовку мощного карательного рейда на баронство Маран. Доказательств у меня не было, но кто-то из лесных лидеров предоставил наместнику информацию, в которой я выглядел основной силой повстанцев.

Около часа после получения этой информации я думал. Даже появилось желание на все плюнуть и вернуться в баронство, но все же победила логика и мудрое изречение: «Лучшая защита — это нападение».

Как ни странно, этот случай помирил меня с маркизом. Сават пошел на разговор самостоятельно. Возможно, из-за того, что понимал — меня предали его люди, или же просто он устал от вражды с единственным человеком, который его понимал.

В таких случаях решение нужно принимать очень быстро, и я его принял. Через двое суток находящийся в четырех часах хода от резиденции наместника лесной лагерь принял пять десятков новых жителей. Местный командир с энтузиазмом выслушал мой рассказ и готов был помочь людьми в атаке на цитадель, но я отказался, попросив лишь прикрыть нас при отходе.

То, что я планировал совершить, несколько расходилось с моими моральными принципами, но в данной случае киднеппинг был единственным выходом из ситуации.

Принесший тревожную новость четырнадцатилетний сирота по имени Глеф пришел с нами — именно он должен был обеспечить тихий вход в замок.

Это была, можно сказать, самая опасная часть операции. Наш отряд расположился в неглубоком овраге, готовясь в любую минуту совершить марш-бросок по заблаговременно разведанной тропе. Ко всеобщему облегчению, через час напряженного ожидания мы увидели Глефа, а рядом с ним появились не егеря маркиза Вента, а такой же замурзанный и шустрый мальчишка с лукошком в руках. Весна на севере империи уже стремилась к лету, и после недавних дождей появились ранние грибы. Именно на их уборку кастелян замка погнал всю подвластную ему молодежь. Благодаря хозяйственности кастеляна Глефу не пришлось ничего выдумывать, чтобы повстречаться с другом — таким же сиротой, как и он сам.

У парней и без революционных девизов было за что ненавидеть своих господ, поэтому они с радостью предупредили лесного маркиза об опасности и теперь готовы были впустить нас в замок.

Пока мы с юными революционерами обсуждали тонкости плана захвата замка, люди Морофа собрали полное лукошко грибов для достоверности легенды.

И вновь мне пришлось пребывать в ненавистном для меня состоянии — ожидании действия. Карательный отряд наместника пока еще находился в замке и готовился к выходу, но дело это небыстрое, и нам пришлось отойти в лагерь повстанцев, оставив возле замка дежурный пост.

Разведчики появились в лагере через двое суток, когда я уже был готов штурмовать замок, не дожидаясь ухода части гарнизона. По словам лесовиков, которые настолько обнаглели, что пошли считать выходящие из замка войска, наместник взял с собой не меньше трех сотен оруженосцев, двадцать рыцарей и две сотни егерей.

Это было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что нам придется иметь дело с меньшим количеством защитников замка, плохо потому, что, если мы облажаемся, у поместья Маран просто не будет шансов на выживание.

Луна, словно в замедленной съемке, выползла на небосклон, но даже она двигалась быстрее, чем невообразимо тягучие сумерки, которые час назад с большим трудом погасили последние отблески дневного света.

Как же я ненавижу ждать!

Словно не желая видеть дальнейшего кровопролития, ночное светило скрылось за облаками, и мы двинулись к замку. Конечно, «штурм» начался, руководствуясь не движением облаков, а по сигналу второго послеполуночного колокола, звякнувшего в отдалении на главной башне цитадели.

Редкая цепочка из девяти «ящеров» и двадцати стрелков отряда поддержки беззвучно потекла к замку. Чуть позже к стенам цитадели подойдут еще двадцать моих бойцов и полусотня местных повстанцев для поддержки при отходе. Но на стены полезет только штурмовая группа и по десятку арбалетчиков и лучников со степными луками: арбалеты обеспечат пробивную силу, а лучники — скорострельность.

К замку мы шли без опаски — Хан обеспечивал нам практически идеальную разведку. Скользящий между кустами волк ни разу не остановился, и это значит, что врагов поблизости не было.

По совету мальчика к стенам мы подошли вдоль неглубокой канавы, по которой из замка вытекал чахлый ручеек. О том, что данная канава использовалась как канализация, нам тут же сообщил специфический запах.

Камыш, росший в этих не самых идеальных условиях, был единственным растением выше травы на всей полосе отчуждения вокруг замка. Он и позволил нам подойти к стене незамеченными. К тому же местная стража не любила ходить над канализационной трубой по вполне понятным причинам. К счастью, нас интересовала не сама труба, по которой вытекали нечистоты и техническая вода, а примыкающая к башне часть стены над канализацией.

Теперь оставалось только ждать.

Где-то через полчаса вниз упал сначала один камешек, а через минуту сразу два, с секундным интервалом. Это был сигнал от нашего маленького лазутчика.

Выров отошел от стены и, тщательно прицелившись, выстрелил из арбалета. Вслед за тяжелым арбалетным болтом ушел тонкий шнур из «паутины».

Впервые надев на себя тонкую рубаху, я решил, что столкнулся с шелком, но затем выяснилось, что в этом мире шелкопряда не знали, точнее, не умели с ним работать, а материал для местного аналога шелка давали особые пауки.

Сплетенный из паутинок шнур был легким и прочным. Впрочем, человека в броне он все равно не выдержит. Несколько секунд «паутинка» неподвижно лежала на стене, а затем, дергаясь, заскользила вверх. Вслед за нею пополз привязанный к нижнему концу шнура толстый канат с узлами. Через пару минут канат перестал дергаться, а вниз упал еще один камешек. Затянутый в серую «чешую» Выров как кошка взлетел по канату на стену, параллельно вызвав у меня приступ зависти.

Половина отряда поднялась на стену самостоятельно, а вторая с помощью товарищей. Меня тоже втаскивали на стену, как мешок с картошкой. Обидно, но сам виноват — следовало зимой больше заниматься физкультурой, а не разыгрывать из себя занятого делами помещика.

На стене меня дожидались готовые к бою воины и наш маленький помощник.