Гиностемма - Катерина Крутова Страница 34

Воздадим почести лучшей из нас, чей сад прекрасен, а помыслы чисты. Шаг за шагом из пустыря с сорной травой взрастила она цветник красоты и порядка. От взора ее не скрыться ни вероломному сорняку, ни настырному паразиту. Привитые ею дички плодоносят золотыми плодами, трудом своим несет она в мир баланс красоты и целесообразности. Садовники, поприветствуем поднявшуюся на высшую ступень Ордена, вставшую вровень с основателями, и наречем ее Роуз — императрицей садов!

(Из церемониальной речи при вступлении в должность «матушки Роуз» — высшего из доступных для женщин рангов в Ордене вольных садовников)

Мне снился чертовски странный сон. Виной ли тому смазливая юная Повилика с бесконечным потоком сумасбродных мыслей или тонкий аромат клематиса, затерявшийся в складках моей постели со времени ее пробуждения? А может это старый дом, впервые за столетие ощутивший тепло босых девичьих ног на деревянных половицах, подкинул сладкие грезы? Но если это и сон, то чертовски реалистичный — на губах ее вкус, а шелк простыней запятнан поллюцией словно в пятнадцать лет.

Первые лучи рассвета едва успевают пробиться сквозь лиловые сумерки Халлербоса, когда я ставлю кофейник и залпом осушаю стакан ледяной воды. Дом еще спит, только шелестит молодой листвой буковая роща, да пичужки в ветвях выводят брачные трели. Но мне нет дела до мира вокруг и занимающегося дня — перед глазами она — порочно распластанная на постели, с задранной до пупа сорочкой, дрожащая от удовольствия под моими нескромными поцелуями. Так я хотел ласкать Викторию, раз за разом отдавая ей нежность, ловить стоны наслаждения и мольбы продолжать. Больше века Тори приходила ко мне во снах — манящая, будоражащая, недоступная. Вероломный Клематис без приглашения ворвалась в грезы и спутала мысли. Ведь я не испытываю к ней ничего — только интерес и что-то еще необъяснимое. Родственную связь?

Приглушенный вздох раздается за спиной, вторит мыслям узнаванием — в дверях замерла она, все в том же банном халате поверх сорочки. Не успеваю прогнать образы — вновь вижу хрупкие плечи под моими пальцами, чувствую страх и желание в устремленных на меня глазах, мечтаю сорвать с нее ненужную одежду и продолжить начатое во сне. Попал в повиликовые путы, не иначе!

Клематис испуганно замирает в проходе, явно не ожидала встретить меня. Прикусывает губу и смотрит, сканирует, будто подозревая во всех преступлениях мира. А в мыслях — я замер на коленях меж ее длинных ног… Дьявол! Нам снилось одно и то же! Теперь шапочка из фольги нужна мне — думать о погоде не выходит категорически!

Повилика стремительно краснеет и отводит глаза.

—Выспалась?— задаю вопрос, тут же прикусывая язык. Отличное начало нейтрального разговора, учитывая прошлую ночь!

—Да,— отвечает тихо. Медлит, наливая воду, а затем оборачивается, с вызовом смотрит в глаза и выдает,— кажется, я вырастила клематис у тебя под окнами.

Молча, не сговариваясь, мы выходим на террасу, как есть босые, в накинутых халатах, стараясь не соприкасаться рукавами, избегая смотреть друг на друга. Под окнами моей мастерской — ее спальни — молодая лоза, распустившаяся фиолетовыми цветами. Почувствовав хозяйку, растение стремится к ней, выпрастывает побеги, стелется к ногам, вьется по стене. Юная Повилика завороженно наблюдает за зеленым питомцем, одобряюще тянет руки. Сотни колокольчиков синего Леса приветственно звенят, встречая новичка. Цыкаю на особенно резвый стебель, с любопытством щекочущий меня за щиколотку. Девчонка оборачивается на звук, сияя как начищенная монета:

—Я сама его вырастила?!— все еще не верит в реальность своих сил или ждет похвалы?

Киваю, задумчиво разглядывая миловидное лицо: гордо задранный подбородок, чуть вздернутый нос, прорывающаяся сквозь нарочитую серьезность довольная улыбка. Повилика из пророчества, не постигшая саму себя, боевой клематис, еще не познавший мир. Что может этот хрупкий цветок, трепещущий под ветром только наступившей жизни? Садовники сорвут и разотрут в порошок невинную, первозданную красоту. Кто-то должен ее защитить, научить, помочь. Кто-то, кто не прячется посреди заколдованного леса, признав собственное поражение. Прошлое горьким комом застревает в горле. Отворачиваюсь и иду прочь, спиной ощущая недоуменный обиженный взгляд. Прости, девочка, я слишком эгоистичен, чтобы разделить твой триумф.

В наше отсутствие кухня ожила. Мардж готовит завтрак, а развалившийся на стуле Стэнли вдохновенно зевает. Мне они лишь приветливо кивают, расплываясь в улыбках для той, кто идет следом.

—Доброе утро, милая,— моя домработница наскоро вытирает руки о фартук и спешит заключить гостью в объятия. Удивительно, Клематис не сопротивляется и даже прижимается к старушке в ответ. Обезображенное шрамом лицо О’Донелли разглаживается до почти привлекательного, парень подбирается, подскакивает со стула и кланяется в попытке явить галантность. Повилика с милостивым кивком улыбается ему, садясь за стол. Во мне вскипает раздражение. Виной тому, разумеется, не Клематис, очаровательный в своей непосредственной жизненной легкости. Я злюсь на себя за неспособность радоваться звонкому весеннему утру, беззаботной беседе за чашкой кофе, безудержной вере в лучшее, исходящей волнами от молодости и заражающей всех вокруг. Будущее, как и прошлое, мрачно, полно боли и потерь. Зря я втянул девчонку в свою жизнь. Она, как молодой побег тянется к свету, теплу, а во мне остались только холод и тлен. Тридцать лет назад мое вмешательство не смогло предотвратить гибель Белой Розы. На что понадеялся сейчас? На древнее волшебство? Силу туманного пророчества? Или на пепелище чувств и надежд еще тлеет уголек любопытства? Бейзил увидел бы в этом проявление человечности и сострадания. Мелкий всегда был обо мне лучшего мнения, чем я сам. Щекастое улыбчивое лицо брата предстает перед внутренним взором, лыбится и подмигивает, как всегда, подмечая во мне смятение чувств.