Кольцо безумия - Галина Гончарова Страница 34

А черная сетка?

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это просто – гниение по точкам. Аура просто расползалась в этих местах, как старая тряпка.

М-да. С таким я еще не сталкивалась. А делать что-то надо.

Оборотень лежал на траве и глядел на меня умоляющими глазами. Не считая отчетливо видимой ауры, он выглядел так же, как и в реальном мире.

– Что-то серьезное?

– Да. Но будем лечить, – я храбро улыбнулась. – Только если будет больно – чур не жаловаться.

– Не буду, – оборотень улыбался, а губы у него были совсем белыми.

Надо справиться. Но как?

Есть ли молитва об удалении плесени?

Если и есть – я ее точно не знаю. Не готовилась.

Я попробовала пальцем дотронуться до одного из плесневых пятен. Хоть прикинуть, что они собой представляют. Дыры там, или что-то другое?

Ай!

Больно, мать их плесенью!

Палец словно обожгло кислотой. Но я мужественно продолжала держать его на том же месте. Пятно попробовало было переползти на меня, но куда там! Бодренько доползя до середины пальца, оно, такое впечатление, принюхалось – и так же быстро сползло обратно. А потом попыталось удрать из-под руки.

Боится?

Или…

И не давая себе даже минуты на размышление, я накрыла рукой мерзкое пятно.

И взвыла в голос от боли. Было жутко неприятно. Словно рукой попала в концентрированную кислоту. Или что-то еще такое же едкое. Ну да ничего. Справлюсь. И я накрыла второй рукой второе пятно.

Переламывать себя – это просто и ужасно.

Отпусти его, отпусти.

Не добром прошу, и не злом прошу.

Уходи. Навсегда уходи.

Исчезай, растворяйся во мгле.

Тебе нет места на этой земле.

Я не позволю тебе губить людей.

Я все равно сильней.

И сила моя – не от добра и не от зла.

Я сильна, потому что одна стою перед тобой.

Одна – но мои близкие сейчас за мной.

Надеются на меня – и я не могу уйти…

Отпусти его. Отпусти. Я стою на твоем пути.

И вдвоем нам здесь никогда не пройти.

Я шептала первое, что приходило в голову, а сама вела руками по Лешкиной ауре. И накрывала одного «слизняка» за другим. Они бились, пытались сгрудиться в кучу, уползти, но я храбро ловила их – одного за другим – и стискивала, что есть силы. Ощущение было такое, словно тискаешь живого слизня.

Проходило несколько минут – и эта гадость растворялась под моими руками. Пальцы щипало, ну да ладно. Не в первый раз. Справлюсь.

Убирайся прочь. Проливайся в ночь.

Грязным дождем, в любой водоем…

Убирайся прочь! Не тревожь никого.

Ни меня, ни его. Прочь.

Никто не сможет тебе помочь.

Я сильней. Ядовитее сотни змей.

Страшнее дрожи земли.

Смертоноснее, чем ураган вдали.

Это – только моя борьба.

Ради тех, кто должен любить.

Смеяться, радоваться, просто жить.

Навсегда уходи. Навсегда – уходи.

Слова как-то помогали. Здесь все – помогало мне. Я шептала – и отзывался воздух, шелестела трава, водили ветками деревья, щедро делясь со мной силой. И становилось спокойно и уютно. Даже когда руки огнем горели. Здесь я – дома.

Сколько прошло времени? Много? Мало?

Я не знала.

Но зато Лешка был чист, как свежевыпавший снег. И я кое-как потянула его обратно в реальность.

Безумно хотелось остаться на поляне. Лечь прямо в высокую траву, глядеть, как колышутся под ветром солнечные головки одуванчиков – и ничего не делать. Ни о чем не думать. Но я знала – нельзя. Сейчас я потратила много сил. Если я останусь здесь, восстановление пойдет намного медленнее. А если я приползу сюда вконец израненной и ослабленной – это меня просто убьет.

Даже не убьет.

Я просто останусь здесь навсегда. Прорасту. Пущу корни. И буду глядеть на пришедшего к лесному озеру очередного волшебника сотни лет спустя. Шелестеть листвой и тянуть руки-ветви. Нельзя сказать, что меня пугает такая перспектива. В смерти пугает – неизвестность. Или то, что нас потом уже не будет. А чего бояться мне? Это ведь все равно буду – я. Просто меня уже ничего не будет волновать.

Ладно! Не время для таких мыслей!

Я собралась – и вывалилась в реальность.

Мы лежали на ковре. Вдвоем. И даже в обнимку. Мои руки весьма интимно находились на теле оборотня. Одна – на плече. Второй я крепко сжимала его запястье.

И тянула за собой. То есть это на поляне – за собой. А здесь – просто на себя. М-да.

Я тут же разжала пальцы – и отвалилась.

Кто-то (разумеется, Валька) ловко приподнял меня с ковра – и к моим губам поднесли здоровущую чашку крепкого и сладкого чая. Я выхлебала ее в три глотка, обожгла язык и попросила еще.

Получила еще чашку, выпила чуть помедленнее – и подмигнула оборотням.

– Ребята, перетащите меня в спальню – и больше я вас не держу. Дверь отлично захлопнется сама. Я отосплюсь – и вечером приползу к Мечиславу с отчетом.

– Позвонишь мне – я за тобой приеду.

Валентин подхватил меня на руки и потащил в спальню. Я вздохнула. Если бы это был Даниэль…

Впрочем, страдать особо не получилось. Страдать хорошо, когда ты сытый, выспавшийся и довольный жизнью. Вот как разные аристократы. Чего у них были популярны самоубийства? А делать им было нечего – вот и все. Зажрались. Живет какая-нибудь фифа или… Как это в мужском роде? Фиф? Фифун? Фифон? А, не важно. И все у него есть, включая кобылье молоко и трусы с лампасами. Чего еще пожелать? Ясное дело, адреналинчику. Нервишки пощекотать. Вот тебе и дуэли и самоубийства. А почему не было самоубийств среди бандитов, нищих, воров… да вообще в бедных кварталах?

Потому что.

Когда целый день ишачишь ради горбушки хлеба – и думаешь, чем детей накормить – некогда раздумывать. Работать надо.

Это я к чему?

А к тому, что у меня тоже не получилось страдать. Я заснула – а еще вернее сказать – вырубилась, прежде чем моя голова коснулась подушки.

* * * Сссила, сссила, сссила, восссхитительная сссила, текущая ко мне, наполняющая меня…

Это создание даже отдаленно не похоже на человека. И мысли его идут другими путями. Сейчас для него важно только одно – и оно нежится в потоке прибывающей со всех сторон жизненной энергии.

Как хорошо, что я уссспел рассскинуть сссети…