Янмэйская охота - Роман Суржиков Страница 34

— Дай срок, — возразил второй.

Корзина поднялась уже выше голов. Хармон поймал взгляд Низы — она беззвучно смеялась от счастья.

— Трави еще!

Вращая маховик лебедки, слуги выпускали трос ярд за ярдом. Шар поднялся выше башенки, выше деревьев, выше дома.

— Как себя чувствуешь? — крикнул Хармон.

— Все очень хорошо! — Низа помахала ему и Гортензию, и мальчишкам.

И вдруг порыв ветра метнул шар в сторону. Трос заскрипел, лебедка вздрогнула.

— Стопори! — крикнул Гортензий.

Слуга — новичок в полетном деле — отпустил маховик и потянулся к стопорному рычагу. Шар дернулся на ветру, маховик вырвался из рук второго слуги и с бешеной скоростью завертелся. Шар понесся прочь от поместья.

— Держи! Лови! Улетит! — завопил в панике мастер Гортензий.

Слуги пялились на лебедку, боясь подступиться — с такою скоростью она крутилась. Рико кричал с башенки:

— Остановите ее, ишачьи дети!

Мальчишки визжали. Шар несся по ветру, быстро уменьшаясь в размерах.

Вот в эту минуту Хармон понял, что ни капельки не любит Низу. Взбесившийся небесный корабль нес девушку неведомо куда, и если бы Хармон любил, то сейчас орал бы от ужаса. Но он не утратил покоя. Хладнокровно огляделся по сторонам, нашел глазами нужный предмет, мысленно сказал Низе: «Пускай не люблю, но и не дам тебя в обиду». Схватил лопату, подбежал к лебедке и огрел по стопорному рычагу. Лебедка грохнула, заскрипела, затрещала — и прекратила вращение.

— Так-то!

Довольный собой, Хармон отбросил лопату. Секунду спустя веревка выбрала всю слабину, натянулась как струна и порвалась. Шар достался ветру.

Хармон застыл истуканом и глядел, глядел вослед. Небесный корабль уменьшился до размеров яблока, ореха, горошины.

— Чего все стоите, спали вас солнце?! — кричал Рико. — Быстро в погоню! Она же разобьется о скалы! Живей в седло! Дайте мне коня!

Не было тут никакого коня, да и смысла в нем не было: ветер не догонишь.

Пускай не любовь, но что-то все же жило в сердце Хармона. В глазах у него потемнело, голова закружилась, все подернулось пеленой. Он еле мог видеть пятнышко шара на синеве неба. Да и к лучшему, наверное: не стоило ему видеть, как корабль размажется о скалу. Хармон сел и закрыл лицо руками.

— Эй, он вроде падает! — крикнул мальчишка.

— Падает, но как-то медленно…

Мастер Гортензий хлопнул в ладоши:

— Ха-ха! Там есть клапан, чтоб стравить водород. Видать, Низа его нашла. Девица с головой!

Вечером шар нашли на восточном конце долины и телегой привезли в поместье. Низа была совершенно цела, а даже если бы сломала себе что-нибудь, то, пожалуй, не заметила бы этого. Гордость переполняла девушку, она не могла думать ни о чем, кроме одного:

— Конь, что скачет по небу! Я правила небесным конем!

Хармон попытался извиниться перед нею. Он — идиот. Коли в корзине человек, надо было привязать вторую веревку. И лебедку нельзя было резко, надо было — потихонечку. Прости, Низа, что тебе такой дурачина достался.

Низа так и не поняла, что стала жертвой несчастного случая. Она решила: Хармон намеренно порвал веревку. Она обняла его, поцеловала в щеку и шепнула:

— Спасибо, славный! Мне так повезло с тобой!

* * *

Через неделю после испытания, накануне Весенней Зари, во двор хармонова поместья въехала карета. Дорожная пыль, покрывшая белый с золотом экипаж, не могла скрыть его великолепия. В упряжке шли четверо крепких рысаков, подле возницы на козлах сидел стражник с арбалетом, на запятках — двое слуг в ливреях. Быстро миновав подъездную аллею, карета обогнула высохший фонтан и распахнула двери у парадного входа в дом. Воспользовавшись помощью слуги, из кабины вышла пара господ.

Время было послеполуденное, весеннее солнце уже давало о себе знать. Разморенный сытостью и зноем, Хармон выбрел навстречу гостям как был — в халате и сандалиях, поглаживая брюшко. Да так и застыл на крыльце, стремительно краснея от стыда. Гости лоснились роскошью. Каждая пуговка, каждая ниточка дорогих платьев была в идеальной исправности, каждый дюйм ткани отутюжен, каждый волос на голове напомажен и прилизан. Мужчина, ровесник Хармона, держался с такою привычной, вросшей в кожу уверенностью, будто владел всем, на что падал его взгляд. Женщина — достигшая, видимо, сорока лет и неоднократно рожавшая — не блистала красотой, однако была слепяще великолепна: от пяток до макушки ухоженная, пышущая истомой, благоухающая драгоценным парфюмом. Даже такой невежа, как Хармон, сразу понял, что перед ним белокровная леди, дочь белокровной и внучка белокровной.

— До… добро пожаловать, господа. Как… чем я обязан такой чести?

Мужчина улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

— Не стоит беспокойства, славный Хорам. Напротив, это я приношу свои извинения за нежданный визит и прошу не скрывать, если он вам в тягость. Мы удалимся по первому вашему слову. Я — маркиз Мираль-Сенелий, вассал и помощник его милости Второго из Пяти. Со мною леди Алисия, моя белокровная супруга.

Один из слуг щелкнул зонтиком, раскрыв его над головою миледи. Хармон спохватился:

— Будьте добры, проходите в дом, укройтесь от солнца! Я распоряжусь, чтобы подали чайку.

— Вы прочли мои мысли, славный! Очень приятно, когда взаимное понимание родится с первой минуты беседы.

Маркиз вошел в дом, сделав знак слуге, и тот внес шкатулку, покрытую серебряным узором. Маркиз подал ее Хармону:

— Мой скромный дар хозяину гостеприимного дома. Мой сюзерен владеет обширными чайными плантациями, в этой шкатулке — две подлинных жемчужины, два лучших сорта чая в королевстве Шиммери. Предлагаю вам опробовать их.

— Что ж… ммм… проходите в трапезную, я скажу, чтобы заварили… и принесли конфет.

— Ни в коем случае, дорогой Хорам! Никогда не портите вкус чая шоколадом и никогда не доверяйте слугам заваривать чай. Поручайте это лишь тому, кого любите. Моя милая, ты будешь столь добра?..

Леди Алисия ответила поклоном.

Они прошли в зал и расположились за столом. Все вокруг заставляло Хармона краснеть. Он стыдился самого себя — полного, потного, не знающего манер, в дурацком халате. Халат можно было сменить, но этично ли бросить гостей одних? Стыдился своего поместья — несуразно большого, пыльного, затхлого. Стеснялся стола, за который усадил гостей, — он был столь громаден, что поместилась бы свадьба. Стоило принять маркиза в уютной чайной комнате, но там в каком-то углу завелась плесень, и все пропахло ею. Стыдился, наконец, и своего одиночества — в Шиммери успешный мужчина всегда при женщине…

— Позови мою дорогую, — шепнул он своему слуге.

— Кого?..

— Низу.