Убить некроманта - Максим Далин Страница 34

Городская стража той холодной ночью потела от ужаса, когда одетые в саваны мертвецы разбирали алебарды и мечи. Так к моей кавалерии прибавились первые пехотинцы. Моё продвижение навстречу войне слегка замедлилось (я подделывался под шаг мертвецов), но главное — я поднял мёртвых в двух городах, прежде чем впервые встретился с армией Перелесья.

Это был почти приграничный городок — растёрзанный в клочья, закопчённый пожарами. Трупы моих подданных ещё валялись на улицах, а захватчики веселились вовсю, так, как им и положено.

Золото из сундуков и пух из перин. И мёртвая девка в разодранном платье под копытами моей кавалерии. И пьяные солдаты, дожирающие последнее мясо. А на башнях — караульные, которые никого не ждут, ибо уверены, что мстителей не будет. Так это выглядело.

Я начертил на городских воротах пентаграмму своей кровью. Она задымилась, прожигая дерево и железо. Из неё глянул ад — и всё.

А битва вышла недолгой. Отважные завоеватели оказались совершенно не готовы к встрече с моими солдатами. Они перепугались куда больше, чем стойкие духом бандиты Робина. Мертвецы добивали бегущих. Я насмотрелся, как наши милые друзья из Перелесья сходили с ума и рыдали от ужаса. Победа далась так легко, что я удивился.

На следующий день мои вампиры спали на башне ратуши, а я приставил к ним мёртвую охрану. Я сам спал на соломе в какой-то дыре — под охраной скелетов. Уцелевшие горожане что-то орали, когда я уходил спать, но я слишком устал, чтобы прислушиваться к вздору.

Потом я сквозь дрёму слышал, как горожане оплакивали свои потери. Женский вой не дал мне проспать и нескольких часов. Я проснулся под вопли и колокольный звон и понял, что мне ни к чему тут задерживаться.

Я выходил, шатаясь, отряхивая солому с одежды. Наступили сумерки — и всюду горели костры. Моя голова кружилась, но прояснилась от боли, когда я содрал с порезов повязки. Вампиры слетели с башни и целовали мои руки. Горожане сбились в стадо, вопили «Виват!» и «Будь ты проклят!». Мне ужасно хотелось есть, но никто из здешних не вынес и корки хлеба.

Я отправил Агнессу поискать чего-нибудь съестного, а сам чертил каббалу на стене ратуши, а потом снова резал руки, стараясь только не вскрыть в запале вены. Мои колени дрожали, и Клод обнимал меня за плечи, когда я воззвал к Той Самой Стороне, поднимая мёртвых. Я очень устал и был голоден, но я ненавидел Перелесье, страстно ненавидел, и Дар горел жаждой мести… Он так хорошо выплеснулся…

Я даже удивился, как славно получилось. Они встали все — и захватчики, и защитники. Они были одеты как следует и вооружены — на их внешний вид мне нынче было плевать. Я подождал, пока на мостовую стечёт ещё несколько капель крови — и поднял убитых лошадей.

Потом живые валялись у меня в ногах. Рыдали, вопили какую-то чушь, умоляли меня оставить в городе тела убитых горожан — чтобы их могли отпеть и похоронить, как велит Святой Орден. Я орал на них, кричал, что их горожане — уже на небесах, что их души — у Божьего престола, а их телам уже ничто не повредит. Я пытался объяснить, что не хочу забирать в эту мясорубку живых, что хочу оставить их укреплять мой свободный город в моей стране, но все попытки разбивались о ненависть и страх, как об стену.

Меня не хотели слышать — и не слышали. То, каким образом я освободил город, показалось его жителям важнее факта свободы. Ну что ж.

Агнесса принесла мне кувшин кислого молока, ломоть хлеба и кусок ветчины, и я съел всё это второпях, стоя в центре каре мертвецов. Потом мне подвели лошадь, а Клод укрыл меня плащом.

Я выехал из города в полночь. За мной шли мёртвые войска — свои и чужие мертвецы вперемежку, страшные, как ночной кошмар, в крови и дырах, с рассечёнными черепами, из которых вытекал мозг, и чёрным мясом, висевшим клочьями. Живые проклинали меня вдогонку. Впереди лежала земля, искони принадлежавшая моим предкам.

Я ещё никогда прежде не сеял такого запредельного ужаса, как той осенью и той зимой.

К концу ноября я во главе армии мертвецов вошёл в Винную Долину. Здесь продвижение армии замедлилось, потому что на этих землях уже основательно обосновались войска Перелесья. Они даже отстроили крепости в стратегически полезных местах. При случае я непременно поблагодарю за это короля Ричарда. Крепости мне пригодятся.

Не думаю, что я особенно талантливый стратег. Просто я имел два преимущества перед своим противником. Первое — мою армию не надо кормить, лечить и устраивать на отдых. Второе — её не требовалось щадить.

Впрочем, я упустил из виду третий козырь — мои ряды пополнялись потерями противника.

Помнится, ноябрь стоял очень холодный, а декабрь рухнул ледяной завесой — с морозами и метелями, с зимней темнотой, которая пришлась мне очень на руку. Мои мёртвые солдаты на морозе лучше сохранялись и быстрее двигались, холод — товарищ смерти… А меня грело изнутри неугасающее пламя Дара.

Я отсыпался, пока мои войска осаждали очередную крепость — около костров, в брошенных домах, в повозках, где придётся. И осада длилась ровно столько времени, сколько мне требовалось на то, чтобы чуть-чуть восстановить силы. Потом вампиры совершали вылазку: Клод действовал по обстоятельствам, убивая часовых или отпирая ворота — мне годилось и то, и другое.

Еду для меня доставала Агнесса. Я не спрашивал — где, не спрашивал — как. Просто она приносила хлеб, сыр, иногда — вино, изредка — мясо. В то время я почти не ощущал вкуса пищи, я не чувствовал холода, боли и усталости. Я был — как стрела, лежащая на тетиве. Всё моё естество было нацелено на оценку состояния Дара, а прочее казалось побоку.

Я не брал пленных, и спустя небольшое время от моей армии бежали, как от чумы или быстрее, чем от чумы. К концу января армия стала огромна; мёртвые лошади теперь тащили за собой повозки с трофейным оружием, катапульты и орудия для разрушения стен. Я не считал своих солдат — это не имело значения. Просто после больших битв я делал смотр войскам и укладывал на вечный покой тех, кто лишился головы, конечностей или кому перебили хребет. Потом заменял их новыми — из потерь противника.

Вот и вся стратегия.

В середине февраля я пересёк старую границу. Моя армия вошла в Перелесье — куда никогда не доходили с боями солдаты моей страны. Теперь я держал путь к столице Перелесья, а мои игрушечные солдатики топали за мной, подчиняясь моим мысленным приказам. Всё живое бежало от меня; когда я подходил к столице, сырой весной, в туман и пасмур, — ужас перед моим Даром достиг апогея.

В двух десятках миль от столицы, в городишке, знаменитом овечьим сыром и крашеной шерстью, мои враги подняли белый флаг. И я впервые увидел короля Ричарда Золотого Сокола.

И королеву Магдалу…

Помню, как мил мне показался этот городок… Такая там ратуша, как игрушечка — с чугунным драконом на шпиле. И рядом — храм Святого Ордена, весь в каменном кружеве, с плетёными в виде священных рун решётками. И чистенькие улочки, мощёные булыжником. Мартовские туманы застревали в этих улочках, текли молоком между стен…