Лазоревый грех - Лорел Гамильтон Страница 34

Жан-Клод отпустил ardeur, когда оставалось меньше часа дорассвета — до момента, когда они оба должны были умереть. Мне не хотелосьоказаться под кем-нибудь из них, когда это произойдет. Но ardeur был задержанна дольше, чем мне приходилось раньше его сдерживать, и он ударил как стихия,как буря, смыл одежду с Жан-Клода и остаток одежды с меня.

Я металась на теле Жан-Клода, а Ашер — на моем. РукиЖан-Клода лежали у меня на талии, удерживая меня на месте, направляя, как ведутпартнершу в танце. Одна рука Ашера опиралась на кровать, другая держала чашеймою грудь, теребила, тянула на грани боли.

Я ощутила в себе нарастающее давление, предвестник взрыва,но я еще не хотела, еще нет. Я хотела Ашера так же, как хотела Жан-Клода. Яхотела, нуждалась, чтобы он проник в мое тело.

— Ашер, прошу тебя, внутрь, внутрь!

Он отодвинул мои волосы набок и обнажил шею. Ardeur полыхал.

— Да, Ашер, да!

Во мне наполнялся теплый глубокий колодец — только секундыоставались Ашеру, чтобы слиться с нами. Я хотела, чтобы его освобождениепроизошло одновременно с нашим. Чтобы он был с нами.

Кажется, еще что-то мне надо было бы помнить, но всепотерялось в ритме ударов тела Жан-Клода, в ритме моих бедер, в ощущении рук уменя на талии, руки Ашера у меня на груди, тугой уже до боли...

Он оторвал руку от кровати и отвел мне голову набок, держа,натягивая шею прямой длинной линией.

Будто они оба знали, знали, что собирается сделать мое тело,будто чуяли это, или слышали, или ощущали на вкус. И в тот миг, когда теплотахлынула через край, когда первые капли ее полились по коже и стянули телоузлом, Ашер ударил. Была секунда острой боли, и она тут же перешла внаслаждение, и я вспомнила, что забыла. Укус Ашера — наслаждение.

Я купалась в этой радости, пока не закричала без слов, беззвука, без кожи, без костей, я превратилась в ничто, а теплота — в проливноенаслаждение. И ничего больше не было.

Мы питались друг другом.

Мой ardeur пил Жан-Клода влажным теплом моего тела, черезвсе места, где моя кожа касалась его кожи. Мой ardeur пил Ашера, поглощал его,лежащего на коже, как и он поглощал меня. Ощущение его рта, сомкнутого у меняна шее, было как ощущение капкана — ardeur высасывал его через его же рот, и онсам впивал мою кровь, ел, питался. И пока он питался, меня сотрясал оргазм заоргазмом, и так было, пока не вскрикнул подо мной Жан-Клод — через наши меткион ощущал то же, что и я.

И я знала, что Ашер выпил больше, чем нужно было бы простодля кормления. Это не должно было меня убить, но в какой-то ослепительныймомент я подумала, что и не важно. Ради такого наслаждения можно молить, можноубить, можно даже умереть.

Я свалилась на Жан-Клода, дергаясь, не владея своим телом,способная только дрожать. Жан-Клод лежал подо мной, трепеща. Ашер свалился нанас обоих, я спиной ощущала его дрожь. Мы лежали, ожидая, пока кто-то из насобретет способность двигаться, или кричать, или что-нибудь вообще. Пришелрассвет, и я ощутила, как их души скользнули прочь, тела опустели и обмякли. Ябыла зажата в лихорадочном пульсе их тел, и вдруг Ашер стал тяжел, а Жан-Клодполностью недвижен.

Я попыталась выбраться из этой груды, но у меня еще руки иноги не работали как следует. А я не хотела лежать среди остывающих тел. И немогла встать. Не могла сбросить с себя Ашера. Не могла заставить телодвигаться. Сколько я потеряла крови? Слишком много? А насколько?

Голова кружилась, звенела, и я не знала, от секса это илиАшер действительно слишком много выпил. Я попыталась спихнуть его с себя — чтодолжно было получиться, — но не смогла. Меня скрутил первый предвестниктошноты, и это уже точно от потери крови. Потрогав шею, я обнаружила, что кровьпродолжает сочиться из проколов. А этого не должно было быть. Или должно? Яникогда добровольно не отдавала кровь. И не знаю, как должны кровоточить этираны.

Я попыталась поднять руки, как при отжимании, и мир поплылцветными полосами, тошнота грозила поглотить вселенную. И тогда я сделалаединственное, что было в моих силах, — заорала.