Проснуться живым - Надежда Первухина Страница 34

Потому что умение приспособиться к любому месту и любым обстоятельствам - это тоже удел. Удел сильного.

Тем более что, приспособившись и освоившись, они поняли Главную Истину.

И в песках, и в буйных зарослях лиан, и даже здесь, среди отвратительных запахов и звуков, царят одни и те же законы.

Сильного сделай слабым.

Слабого - убей.

Падающего - подтолкни.

И они не раздумывая продолжали свое существование по этим законам и здесь, в страшном, отвратительно воняющем Гнезде, указанном им Гласом Призывающего. И если бы им требовалось утешение, они бы утешились тем, что законы, по которым им приходится жить, придуманы не ими.

А теми, кто каждый день кидается в грохочущий, шумный и суетливый зев Гнезда.

Кидается, не подозревая о том, что в Гнезде появился некто, кто может проверить жестокие древние законы.

На практике.

* * *

– Отделение общей хирургии слушает.

– Как? А, понятно. Извините, скажите, пожалуйста, к вам поступил больной…

– Справок не даем.

– Сударыня, если вы не ответите на мои вопросы, я наведу сильнейшую порчу на вас и ваших близких! - голосом, в котором умело сочеталось недовольство не вовремя разбуженного упыря и гнев лишенного бутерброда с икрой депутата, пообещал разгневанный Викентий Вересаев своей незримой собеседнице. Справок они, видите ли, не дают! А телефон тогда к чему, спрашивается?!

Угроза возымела действие.

– Как фамилия больного? - осведомилась испугавшаяся магических угроз «сударыня».

– Водоглазов Степан.

В трубку было слышно, как защелкали клавиши компьютера.

– Да, есть такой. Поступил с диагнозом «острый аппендицит». Прооперирован вчера. Операция прошла успешно, больной уже переведен в общую палату…

– Номер палаты, пожалуйста.

– Тринадцатый.

– Кто бы сомневался… Это я не вам. А теперь, пожалуйста, сообщите мне местонахождение вашего замечательного лечебного учреждения и помните, что такие явления, как порча, оговор, сглаз и наведение долговременного «венца безбрачия», не лечатся медикаментозным путем. Так. Так. Записываю. Корпус два, вход со двора. Если меня не захочет впустить вахтерша, сказать, что я лично к Алевтине Матвеевне. Чудесно! Я вам очень благодарен. Кстати, у вас по восточному гороскопу завтра - удачный для начала нового интимного знакомства день. Вы ведь Крыса, я не ошибся? Ну вот, и замечательно. Возьмите на завтра выходной и идите гулять в парк. Рекомендую Измайловский, там публика солиднее и выбор холостяков богаче.

Отбарабанив в трубку вышеозначенную ахинею, Викентий сверился с записанным в блокноте адресом и принялся собираться в гости к болящему другу. Следовало торопиться - больница, где так неожиданно оказался Степан, находилась почти на другом конце города.

Возле входа в метро Викентий разжился связкой бананов, парой киви и кистью винограда. В маленьком магазинчике купил пять видов йогуртов, придирчиво разглядывая на пестрых этикетках дату изготовления и при этом объясняя занервничавшей продавщице, что направляется к другу в больницу. Наконец покупки (включая свежий номер журнала эротических кроссвордов) были сделаны, практикующий маг спустился по эскалатору, сел в подскочивший к перрону поезд, проехал пару станций, и тут к нему подкрался страх.

В метро творилось что-то странное.

Нет, на первый взгляд все было как обычно. Бурлящие пассажирами станции, автоматический вежливый голос, призывающий быть осторожными «при выходе из последней двери последнего вагона», грохот состава, летящего в подземной тьме, бешеный перестук колес на стрелках…

И в то же время все было не так.

Словно в запутанном кишечнике метрополитена появились новые паразиты. Совершенно несхожие с прежними - с людьми.

И от новых жильцов исходила угроза. Безмолвная, но при этом не дающая о себе забыть…

Викентий помотал головой, стараясь прогнать дурацкое наваждение. От общения с Надеждой ему скоро везде будут мерещиться всякие страхи! Ведь остальной набившийся в вагон народ едет совершенно спокойно, с безмятежной покорностью вынося эту пытку подземной гонки. Дама средних лет в деловом синем костюме и с просветленным, совершенно не деловым лицом читает новый роман Донцовой. Бритый наголо переросток в засаленной черной рубахе с красным черепом на пузе сосредоточенно вертит в руках непочатый баллончик с краской - видно, быть следующей станции изрисованной в стиле граффити… Пожилая пара, интеллигентно переругиваясь, выясняет вопрос о благополучии жизни какой-то Амалии… А как раз напротив Викентия уселись и принялись без конца целоваться пылко влюбленные подростки, не обращая внимания ни на поезд, ни на проносящуюся за окном однообразную темноту туннеля.

И тут…

Викентий заставил себя не кричать.

Но страх проскакал по его синапсам, как безумный заяц (или кролик?!) из сказки Льюиса Кэрролла.

Там, за стеклом, во тьме и переплетении покрытых налетом пыли кабелей разной толщины, Викентий совершенно ясно увидел раздувавшую клобук голову гигантской кобры.

Змеиная голова ткнулась тупым чешуйчатым носом в стекло, на какое-то мгновение нависла над целующимися подростками и исчезла.

Когда объявили нужную Викентию остановку, он долго заставлял себя выйти из вагона. Ноги дрожали, в глазах плыло, стены и пол станции казались вязкими, как жевательная резинка. Не помня себя, он кое-как выбрался из метрополитена на относительно свежий воздух и обнаружил, что идет дождь. Зонта же дипломированный маг в своем вояже не предусмотрел. Ну, ничего. Благо больница недалеко, так что добежит он туда почти сухим.

И все-таки там была змея… Не надо об этом.

Он идет к Степану, а больного нельзя пугать и расстраивать.

Тем более что еще надо выяснить, каким образом из того проклятого особняка Степан попал на операционный стол. Хотя одно ясно наверняка. Без Надежды тут не обошлось.

– Привет тебе, губитель сервелата! - с этой загодя приготовленной громогласно-оптимистической фразой Викентий влетел в тринадцатую палату и затормозил на пороге.

Во-первых, в палате стояла только одна койка.

А во-вторых, того, кто лежал на этой койке, ни при какой погоде невозможно было назвать Степаном Водоглазовым.

– Из-звините, дверью ошибся,- пролепетал Викентий, скованный непонятным ужасом, и тут услышал тоскливо-разочарованное:

– Кешаня… Неужто не признал?

Викентий, прижимая к груди пакет с бананами и прочими гостинцами, осторожно подошел к койке и вгляделся в обтянутое темно-желтой, совершенно пергаментной, как у мумии, кожей лицо, на котором живыми и знакомыми оставались только глаза.