Тени Шаттенбурга - Денис Луженский Страница 33

– Да-да, господин бургомистр, – нервно кивнул Локк. – Но, раз никто не слышал, что их убивали, как же их нашли?

– Ну… – Ван Зваан пожал широченными плечами. – Вроде кто-то все же услышал вопли. Парень какой-то, говорят, в «Свинье и часовщике» на гитаре бренчал. Он и услышал – подхватился, говорят, да помчался. Все за ним дунули. Ну и это… сыскали.

Он снова с трудом сдержал тошноту.

– Мне б на воздух, господин бургомистр…

– Да и нам бы тоже, – Ругер шагнул к выходу, следом заспешили сержант и настоятель.

Захлопнув за собой входную дверь, несколько минут все трое жадно пили прохладный ночной воздух. Фон Глассбах, сидя на широкой скамье прямо у стены дома, разглядывал небольшой дворик: куча мусора у забора, половина выдолбленной колоды при коновязи – в застоявшейся воде тускло отблескивает тонкая корочка месяца, а больше и глядеть не на что.

За воротами прохаживались двое стражников: хрустели камушки под подошвами башмаков, поскрипывала вываренная воловья кожа тяжелых курток.

– Слушайте, сержант, а что дочка Мельсбахов? Она ведь вроде выжила?

– Не видела она ничего, – мотнул головой ван Зваан, понявший, куда клонит бургомистр. – Я ее сразу спросил – мол, кто родителей-то побил?

– А она?

– А что она… Говорит, как мать закричала, так она в спальне под перину забилась. Так и сидела все время.

– И где девочка сейчас?

– Так этот ее увел… – Сержант неопределенно покрутил пальцами у виска. – Блаженненький наш.

– Теодор? – вскинул брови Мартин Локк. – Этого еще не хватало!

– Отец Теодор, да, – кивнул ван Зваан. – Но не в свой приютик, нет, домой повел. Там, говорит, дитю спокойнее будет. Ну, может, и так, хотя, как по мне, после такого спокойным уже никому не стать. Мне так уж точно – ей-же-ей, пока бочонок пива не выпью, спать не сумею. А лучше бы чего покрепче. И не глядите на меня так, святой отец, потому как я вот вам что скажу: негоже честному католику такие ужасы видеть, что мы сегодня увидели.

Отец Мартин Локк только рукой махнул – уж с последними словами Бертрана он не мог поспорить при всем желании.

* * *

За окнами, заложенными слоистой слюдой, ночная темнота сменилась серым рассветом. С близких гор – не иначе как с мрачных отрогов высящегося к северо-востоку Небельберга – натянуло густой туман, и по полупрозрачным пластинкам слюды тропили извилистый путь мелкие капли. Эльза, положив руку Ругеру на грудь, прижавшись к его бедру теплым животом, уютно дышала в подмышку. Дремала. Он меланхолично перебирал ее волосы, пропуская меж пальцев светлые локоны. После своей, как с усмешкой назвал ее Вернер, «речи с крыльца» фон Глассбах ощутил сильный подъем и решил навестить любовницу. Жене и тестю сказал, что, после того как зайдет к Мельсбахам, срочно отправится в ратушу. Сам же, едва покинув место бойни, заспешил в небольшой домик на Холмовой улице, – конечно же не забыв прихватить корзинку сластей. Впрочем, до них пока черед не дошел, хоть с момента, как она встретила его в дверях, времени минуло уже немало.

Бургомистр сладко потянулся. Да, такое с ним теперь нечасто бывает: чтобы прямо с порога… Хм, а засов-то они хоть задвинули?

Ответ на этот вопрос он получил в тот же самый миг: дверь с грохотом ударилась о стену, в недлинном коридоре послышались тяжелые шаги.

«Ну два вторжения за одну ночь – это уж слишком!» – успел подумать Ругер, прежде чем на пороге комнаты вырос Ойген фон Ройц.

– Доброе утро, бургомистр. Развлекаетесь?

Эльза вскрикнула, сжалась, и любовник неуклюже заслонил ее собой.

– Что… – Голос предательски сорвался, он закашлялся. – Что вы здесь делаете?

– Да вы встаньте, встаньте, – барон оперся плечом на дверной косяк. – А то и вам неловко, и мне никакого удовольствия ваши телеса созерцать.

Бургомистр, путаясь в штанинах и рукавах, кое-как натянул исподнее, потом штаны и тапперт.

– Я говорю…

– Вот, – барон бросил на стол монету, и шаттенбургский серебряный даллер слабо звякнул о сосновые доски. – Вот цена вашей тайны. Немного времени, несколько вшивых серебряков – и я отыскал ваше любовное гнездышко. Вы неплохой человек, и я не хочу портить вам жизнь.

Фон Ройц пренебрежительно мазнул взглядом по Эльзе, прижимающей к груди одеяло, брезгливо приподнял холстинку, укрывающую корзину с медовыми булочками.

– На сладенькое потянуло? Что ж, я вам не судья. Можете даже поиграться в полководца со своими потешными стражниками. Но… – Ойген скрипнул зубами, – но не смейте мешать мне в моем деле. Иначе…

Кинжал, только что висевший в ножнах на поясе барона, сверкнул, и бургомистр вздрогнул: отточенное лезвие пригвоздило тонкую серебряную монету к столу.

– Надеюсь, вы меня поняли, – сказал фон Ройц, высвобождая клинок.

Как там говорил Вернер? Запугай? Ругер поежился. Вот и запугал – так запугал, что у самого штаны, того и гляди, мокры станут. И все же…

– А я и не собираюсь мешать вам. Но поддержание порядка в городе – это моя обязанность. И я не могу позволить, чтобы люди со стороны подрывали мой авторитет.

– Я наделен полномочиями самим императором! – прошипел Ойген, свирепея.

– Не порите горячку, барон, – фон Глассбах очень надеялся, что его голос не дрожит… ну или дрожит не слишком сильно. – За вами сила, и я признаю это: одна императорская грамота стоит сотни рыцарей. И я понимаю, что вы исполняете задание помазанника. И конечно же, готов содействовать вам во всем. Но поймите и вы меня – я ведь отвечаю за целый город. Здесь почти пять тысяч душ, и всем им страшно. Мне так точно страшно, до мурашек! Происходит что-то очень скверное: сначала то нападение в лесу, потом ведьма на площади, после та жуть на дороге – поверьте, Шаттенбург уже полнится слухами. И вот теперь – убийство, да еще такое!

Он вновь поежился, вспомнив увиденное в доме Мельсбахов.

– И если вы думаете, что никто не разглядит связи…

– А вы считаете, что связь есть? – вскинул бровь фон Ройц.

– Будто вы так не считаете, – фыркнул бургомистр. – Барон, я, может, звезд с неба не хватаю, но не дурак. Вопрос не в том, связаны ли эти события, а в том, как скоро все горожане свяжут их единой нитью. И вот что я предлагаю…

Он перевел дыхание. Интересно, что бы сказал Вернер? Тесть – тот еще интриган: сейчас уже и не скажешь, с рождения он такой или это у него приобретенное. Не будешь козни строить – шиш сумеешь стать крепким купцом. А у Вернера и в Ганзе завязки, и с ломбардскими ростовщиками он дело имеет, и у генуэзцев товары берет по особым ценам, и даже на паях барки в Московию снаряжает: туда вино возит, ткани, всякую справу воинскую, обратно – меха, мед, пеньку, коим здесь равных нет.

– Вам с отцом Иоахимом сейчас поперед всех в пекло лезть незачем. Потому как, думается мне, те, кто свяжет все происходящее единой нитью, чуть позже зададутся еще одним нехорошим вопросом… Ну вы же понимаете, о чем я.