Найти себя - Валерий Елманов Страница 33

Поначалу я даже не понял, в чем дело. Беснующаяся толпа жителей деревни, истошные выкрики и вопли, топор в руках Степана, яростно вгрызающийся в дверь избушки бабки Марьи, Осина, деловито обкладывающий соломой стены хибары...

Какая-то фантасмагория.

Когда я подъехал, никто даже не обернулся – настолько все были увлечены одним-единственным неистовым желанием поскорее добраться до запершейся изнутри хозяйки «пахучего» домика.

Торопиться было ни к чему. Я и Ваньшу осадил, когда тот попытался раскрыть рот. Надо вначале оценить обстановку, а уж потом встревать.

Спустя минуту нас заметили и стали понемногу оборачиваться. Выкрики почти прекратились, но заблуждаться не стоило – это лишь передышка.

– Что за шум, а драки нет? – громко спросил я, подойдя вплотную, и, прищурившись, обвел суровым взглядом стоящих передо мной.

– Драка будет, дай токмо добраться до проклятущей,– прохрипел Степан, вновь всаживая топор в дверь.

– Проклятущей? – повторил я все таким же холодным и невозмутимым тоном.– Ну-ну. Давно ли она проклятущей для вас стала?

– А седмицу назад, егда она свою зловредную душу выказала да лошаденку у Гаврилы потравила,– встрял Осина.– Да ежели бы у его одного. Вчерась еще две пали – у меня и у Ваньши Меньшого.

– Как?! – растерянно ахнул тот и вылез из-за моей спины.– Как же мне без Зорьки быть-то?

– И без коровушки нашей, без Ласкуши,– тихо произнесла жена Ваньши Капа, стоящая в толпе.

– И она, что ль, слегла?! – ужаснулся Ваньша.

– Легла, да больше не встанет – навеки,– тоскливо ответила Капа, и слезы потекли по ее впалым смуглым щекам.

– А бабка Марья при чем? – вмешался я.

– Да как жа. Видали ее, егда она ближе к ночи в лес подалась,– зачастил Осина,– а там и волки, и прочее зверье – небось любого бы задрали, а она целым-целехонька. Опять же что доброму человеку в лесу ночью делать? А ведьме самое времечко для ее черных дел. И было енто прямо пред тем, яко коровенка у Гаврилы сдохла. Вота и помысли.

– А кто видал? Ты небось? – осведомился я.

– Баба моя. У ей, горемычной, пузо с вечера схватило, вот она и бегала бесперечь на двор да приметила. А спустя два дни и вовсе богу душу отдала. Енто ей ведьма и сделала, чтоб, значитца, не выдала. Да токмо промахнулась она – успела Маланья мне обсказать.

– Пришла бы ко мне поутру, я б ей корешков дала, ныне здоровехонькой была бы,– раздался из-за двери глухой голос.

– Ты ишшо гово́рю [25]вести учала, бесстыжая?! – возмутился Осина и зло заметил: – Ну ништо. Недолго уж тебе осталось. Счас мой малец огонь в печке разведет да головней принесет, ужо подогреем кости стариковские.

– У кого еще коровы пали? – спросил я и помрачнел.

Не надо было спрашивать. Да разве ж я знал, что полегло больше половины и осталось всего три, включая ту, что стояла в хлеву у Матрены. Это тоже не преминули поставить в вину бабке Марье – мол, девчонку в учение себе взяла, потому и коровенку пощадила.

– А про добро, которое она для вас сделала, уже забыли? – осведомился я.– Мне вот, к примеру, она жизнь спасла – это как?

– Потому и спасла, что своей ворожбой бесовской все наперед изведала – и яко ты хлебца у купцов прикупишь, и опосля подсобишь. Ей, чай, хошь и ведьма, а тоже исти хотца,– не уступал Осина, чувствуя за спиной молчаливую поддержку остальных.– И в лесу-то, в лесу, она тож приметный следок оставила.

– Так ей что, по воздуху летать?! – возмутился я.– Следок как раз иное доказывает – человек она, обычный человек, только травы ведает.

– Дак потому она пеше и возверталась! – торжествующе завопил Осина.– Метлой-то за дерево зацепилась, дак там она и зависла, на дереве!

– Ты сам эту метлу видел? – недоверчиво уточнил я.

– А то! – ухмыльнулся Осина.

Сказано было настолько убедительно, что возражать и спорить я не решился, иначе он может предложить пойти посмотреть всем вместе, и если там на дереве и впрямь что-то зависло, то...

Но что там могло оказаться? Не пойму. Ладно, потом.

Я оглянулся. Ваньши сзади уже не было. Не поверив жене – уж больно велико горе,– он бежал в сторону своего дома, чтоб лично убедиться в постигшем его несчастье. Ну и ладно. Обойдемся без него.

– Пока я сам с бабкой Марьей не поговорю, трогать ее не позволю,– коротко сказал я, обрезая дальнейший демократический диспут со свободным высказыванием мнений всеми сторонами, и жестко уточнил: – Никому. Но разговор долгий будет, а вы вон распалились все. Пока ждать будете, стоя на ветру, прихватит да заболеете, а потом опять ее винить станете. Потому идите-ка лучше по домам да ребятишкам поесть приготовьте и сами перекусите – время-то к вечеру.

– Чего кусать-то?! – визгливо завопил Осина, которому такая отсрочка явно пришлась не по душе.– Твое, что от купца, два дня назад подъели, а ныне ни молочка налить, ни...

– Зато хлеб есть,– оборвал его я.– Ну-ка, Гаврила, ты посильнее прочих. Принеси с саней мешок с хлебами. Я как чуял, побольше прихватил, так что по караваю на каждый дом хватит.

Расчет был верный. Можно сказать, испытанный веками и известный со времен Рима. Голодный человек – злой человек. Раздражительный, всем недовольный, шуток не понимающий и вообще... Значит, первым делом надо накормить – пусть подобреют. Хоть и немного. Правда, в том же Риме вдобавок требовали еще и зрелищ, но тут уж перебьются – сразу два удовольствия вредно для русского организма, тем более столь ослабевшего.