Монета желания - Денис Чекалов Страница 33

Громко заверещал от страха Трофим, ноги у него отнялись, — как стоял, так и сел в сугроб. Руки глубоко в снег ушли, да он даже не почувствовал холода. Шапка высокая с головы скатилась, как камень с горы высокой, в руки дрожащие упала, да еще по носу при этом ударила, отчего еще обиднее стало, даже горячие слезы на глаза навернулись.

Кости черепа стали крошиться и рассыпаться. Они падали наземь и таяли, словно состояли изо льда. Сквозь разламывающийся костяк просовывалась голова — истинное лицо незнакомца, которое прятал он до поры за человеческим обликом. Морда та напоминала рыбью, чешуею покрытая да водорослями облепленная.

Знал парень о существовании силы нечистой, — издали видел не раз, как хозяин его, боярин Ипатов, с бесами говорит. Близко, однако ж, Трофим не подходил, — не хотел Авксентий, чтобы прислужник его разговоры тайные подслушивал. Потому хоть и не в диковинку было рыжему нечисть повстречать, а все ж не привык он с демонами вот так запросто беседы вести.

Обомлел парень, растерялся, больше от неожиданности, да от страха за собственную жизнь. Суеверного ужаса, что волю парализует да руки-ноги холодными кольцами сковывает, не испытывал. Ко всему необычному человек привыкает быстро, и Трофим не был исключением.

То же почувствовал бы, встретившись, скажем, с главарем разбойников, — простым человеком, из плоти и крови, но оттого не менее опасным, — буде боярин послал рыжего в вертеп, логово бандитское. Впрочем, подобных знакомств у Ипатова не было. Он слишком боялся за положение свое при дворе, за богачества, да за почет, которым пользовались в Москве и он, и его отец, и дед, и прадеды.

Непросто пришлось Авксентию несколько лет назад, когда бояре, вместе с черным колдуном Велигором, хотели царя сместить, и снова во власть войти, как было это в годы малолетства Иванова. В силу заметного положения, которое занимал Ипатов при дворе, он не мог оставаться в стороне от происходящего, — чего очень хотел, — однако ж участвовать в заговоре тоже не собирался. Вел переговоры осторожно с колдуном Велигором, но дружбы с Воротынским и другими мятежными боярами не водил.

Осмотрительность эта принесла свои плоды. После того, как силы темные были повержены на Ключевом поле, Авксентий смог избежать всяческих подозрений со стороны царя и его помощников. Темный чародей не стал выдавать Ипатова, по всей видимости, рассчитывая на его помощь в будущем.

Новой встречи с ним боярин боялся, зная, что ради сохранения тайны своей придется поддержать Велигора, чего бы тот не попросил, — любой риск, связанный с этим, был несравнимо меньше, чем прямой отказ. Но время шло, колдун не появлялся, и Ипатов постепенно успокоился. Говорили даже, что чародей силу свою волшебную потерял, а потому и вовсе страшиться его смысла не имелось.

«Уж не снова ли связался хозяин с колдуном? — вспыхнула в голове Трофима догадка. — Теперь понятно, отчего такая секретность».

— Ты меня с бесами мелкими не равняй, — отвечал Монстр.

«И правда, мысли читает», — охнул про себя рыжий. Однако открытие это, как ни странно, не встревожило доморощенного любомудра, напротив, даже немного успокоило. Иначе пришлось бы признаться, что он, Трофим, давеча размечтался о покорении Москвы вслух, сам того не заметив, — а болтливого слугу боярин Ипатов не стал бы держать.

Тот факт, что рыбоглав мог заглядывать ему в голову, рыжего нимало не смущало. Коли прочтет там, на страницах разума его, что виду мерзкого, пахнет гадко, да пузыри слюнявые пускает, — сам виноват. Пусть рожу свою, водорослями заросшую, прячет — может же, если захочет.

— Колдун Велигор давно из Москвы уехал, говорят, в Тверь подался. Ищет там знания темные, чтобы силы к нему вернулись. Да только зря старается — сколько всего уже не перепробовал, ничего не помогло. Не думай о нем. Меня послал царь речной. Должен я передать твоему хозяину этот сверток, в обмен на одну услугу, о природе которой тебе знать не положено.

И верно — откуда ни возьмись, появился в его руках пакет завернутый.

— Что внутри? — спросил рыжий, не из любопытства, и даже не от желания показать себя человеком ученым, везде напряженно ищущим истину потаенную. Уж больно странным выглядел незнакомец, с мордой его рыбьей, да запахом болотным. То, что от подобной образины получено, хорошим быть никак не может, — рассуждал Трофим, и даже те, кто обычно подсмеивались над привычкой его мудрствовать, не смогли бы никак поспорить.

— А зачем знать тебе? — спросил рыбоглав. — Может, там сердца человечьи, из груди заживо вырванные. Или руки девственниц, топором плотницким отсеченные. А мож, хворост посуше, хозяину твоему на растопку, печь топить да чаи согревать. Тебе-то какое дело, мыслитель снежный?

Монстр испытующе посмотрел на Трофима. Один глаз твари повернулся налево, другой направо, потом медленно вытек.

— Но, впрочем, тайны особой делать из поручения твоего не хочу. Коли боярин Ипатов тебя сюда отправил, значит, доверяет всецело, и возражать против моей откровенности не будет. Да и что сказать — одного того, что ты здесь был, меня видел, говорил со мной, из рук моих пакет запечатанный принял — всего этого довольно вполне. Узнаешь ты теперь чуть меньше или чуть больше, особой роли не играет. А потому дозволяю тебе пакет открыть, да поглядеть, что внутри.

Слова эти Трофиму смелости не прибавили. Почудилось ему, что новый ком снега — не то, что в лицо, прямо за пазуху ему запихнули. Секреты хозяйские хранить всегда непросто, а коли при этом сам в темные дела замешался, то тем паче.

— Чего же ты ждешь? — подталкивал его рыбоглав. — Узел не заговорен, простенький совсем. Распутаешь запросто, а потом снова завяжешь. Коли по каким-то причинам не хочешь, чтобы Ипатов о твоем любопытстве прознал, — так он в неведении и останется. А так, можешь просто перерезать, дело недолгое.

Скосил глаза рыжий на пакет, уже на телеге лежавший, и почудилось ему, что зрачки его, словно у водяного, тоже в разные стороны вертеться стали. Охнул он, едва пакет не уронив, и хотя по спине ледяные струйки текли, руки, словно жаром обдало, — будто не до пакета простого дотронулся, а до железа раскаленного.

— Нет уж, — воскликнул он. — Мне Авксентий Владимирович доверяет всецело. Доверия его я не нарушу и не предам. Отдам ему пакет в целости, не поврежденным. Что же до тебя, потроха протухшие, — то, Бог даст, больше не увижу тебя никогда в жизни.

Захохотал рыбоглав, и в то же мгновение водой обратился. Журчащим водопадом опал, в снег впитался, и только смех его, удаляясь, слышался.

Как было оговорено, рыжий слуга с утра доставил повозку с пищалями, луками, стрелами в расшитых чехлах-саадаках, двойными панцирями, наручами, рукавицами да шлемами. Кроме того, каждому предназначались щит, сабля, палаш, кинжал и копье.

Спиридон, сияя от восторга, с помощью Алешки, — не менее потрясенного богатством воинских приспособлений, и тащившего то рукавицы, то шлем, — перенес привезенное в сени, прикрыв эту груду, чтобы не видела Аграфена. Одно дело знать, что лежит оружие, а совсем другое — воочию увидеть смертоносность того, с чем придется иметь дело мужу и сыну.