За мертвой чертой - Александр Кучаев Страница 33

– Мама, ты видишь, что со мной происходит!

– Анечка, милая, ой! – воскликнула женщина. Она тоже протянула было руки, но в ту же секунду без чувств повалилась на ступеньки.

Забыв о болезни, Анна подбежала к ней и осторожно приподняла за плечи, придерживая голову.

Мать, очнувшись от обморока, прошептала:

– Доченька, кровинушка моя, ну скажи, что это не сон.

– Мамуленька, дорогая, я сама ещё не знаю, сон это или явь. Давай спросим у того мужчины. Сударь, вы видите, что с нами происходит, – во сне это или наяву!?

– Это почти что сон, – с ухмылкой произнёс дон Кристобаль. – Но почти что наяву.

Он сделал движение, очевидно намереваясь перескочить через ограду и вернуться на прохожую часть улицы.

– Стойте, куда же вы! – вскричала девушка. Оставив мать, она подбежала к целителю и взяла его за руку. – Подождите, неужели вы вот так собираетесь покинуть нас?

– Разве я ещё нужен вам? – последовал ответ. – По-моему, вы чувствуете себя гораздо лучше и с каждым мгновением сил у вас прибывает. Ваш организм не перестаёт наливаться мощной жизненной энергией, неужели вы не замечаете этого?

– Всё именно так, как вы говорите, – проговорила девушка. Она отступила на шаг и сжала руки в кулачки, словно проверяя себя. – Но мне будет страшно без вас. Я боюсь, как бы…

– Хорошо, я задержусь ненадолго. С одним условием: если напоите меня крепким чёрным байховым чаем. Наикрепчайшим. Из медного самовара с древесными углями и трубой. Он хранится в подвале вашего дома. И обязательно с комковым сахаром в синей обёрточной бумаге. С тем самым, который на верхней полке в кухонном шкафу. Когда-то я любил именно такой. Ах да, я не вернул томик Есенина!

Бросив взгляд в раскрытую книгу, дон Кристобаль прочитал:

Воробушки игривые,

Как детки сиротливые,

Прижались у окна.

И добавил:

– Сергей Есенин! Чудесный поэт. Гений! И чудные стихи.

Вручив томик девушке, он подержал её ладошку в своей руке и сказал:

– Как войдёте в дом, подойдите к зеркалу. Убеждён, что не узнаете себя. Вы становитесь такой красавицей!.. По правде сказать, такой красоты я ещё не видывал. Ни там, ни здесь.

Мать наконец поднялась со ступенек, подошла к дочери и, обливаясь слезами, обняла её.

– Анечка, милая, как же удалось тебе, сердынько моё?

Анна повернулась к дону Кристобалю.

– Это он, этот человек заставил меня выйти из гамака.

Мать бросилась в ноги испанца и попыталась обнять его башмаки. Она больше не могла говорить, а только захлёбывалась в негромких судорожных рыданиях, и слёзы безудержно текли из её глаз.

Когда эмоции поутихли, мать поставила самовар на верандном столике, и они втроём долго пили горячий чай. Из блюдечка. В прикуску с твёрдым пилёным сахаром.

За чаепитием Анна всё больше наливалась необычайной сказочной красотой; как-то неуловимо для глаз тщедушность, только что одолевавшая её, сменилась здоровьем, а худоба – ни с чем не сравнимыми женственными округлыми формами. Смотреть на это дивное создание природы теперь доставляло истинное наслаждение.

Многие, очень многие потом испытали на себе воздействие магической красы госпожи Смолецкой.

Мой испанец собирался пробыть у новых знакомых лишь несколько минут, а ушёл через пару с лишним часов.

При прощании дон Кристобаль пообещал навестить девушку на другой день.

С тех пор он зачастил в дом с зелёным палисадником, нередко забывая о том, чем, собственно, мы с ним должны заниматься и перекладывая значительную часть своей работы на меня. Одним словом, испанец влюбился до беспамятства.

Его страсть к девушке в самом скором времени заметно обострила ситуацию с проведением наших реформ и в итоге обернулась весьма неприятными последствиями и для меня с Черноусовым.