Рождение волшебницы. Книга 2. Жертва - Валентин Маслюков Страница 33

Замысел Мамлея открылся наконец во всей не оцененной прежде прелести, раздались одобрительные возгласы и плескание девичьих ладоней.

Новотор Шала тихим шелестящим голосом пересказывал Юлию эти кривляния.

— Стреляйте, Мамлей! — прикрикнул Юлий, поморщившись.

Мамлей покорно склонился и натянул лук. Хотел он попасть или нет — стрела его взвилась в воздух и бесследно свистнула, затерявшись в просторе.

Юлий притопнул, но сдержался, не зная был ли это случайный промах или подставка. Захваченные изящной игрой, придворные не понимали княжича, токовали свое, не замечая сведенных бровей, несчастного выражения в застылом, бесстрастном лишь по видимости лице. Выступивший далее стрелок с роговым луком пожаловался через переводчика на зубную боль и по этой основательной причине пустил стрелу на аршин мимо цели. Болезни множились: колотье в боку, дрожание поджилок, расслабленность членов и резь в кишках считались основательной причиной, чтобы промазать. За исчерпанием более убедительных болезней в ход пошли уже и не столь явные — общее рассеянное свербение неопределенной природы или, как было объявлено, изъязвленная душа. И вот остались опять лишь двое соперников: Амадео и Юлий.

Принимая лук, Амадео пожала плечами:

— Несчастье мое в том, — сказал он без толмача и довольно чисто, — что у меня ничего не болит. — Послышался смех. — Трудно вообразить более здорового человека. И тем обиднее будет, если промахнусь.

Он стал к рубежу среди веселого шума и рукоплесканий, не дожидаясь, пока зрители утихнут, почти не целясь, пустил стрелу — она шаркнула и потерялась в сиянии реки и неба.

— Попал! — вскричал Юлий.

— Промазал! — сокрушенно махнул рукой Амадео.

Золотинка слышала особенный шаркающий звук, как если бы стрела задела петушка, совершенно отчетливо. Так что, скорее всего, правы были и тот и другой.

— Хорошо! — сказал Юлий, вполне овладев собой. — Если вы промазали нарочно, то стыдно будет вам, а не мне.

Так же небрежно, не целясь, но с ожесточением в лице он резко вскинул лук — с гулким, повреждающим слух стуком стрела начисто сшибла петушка. В первое мгновение это показалось недоразумением — немыслимо было поразить цель с такой небрежностью. Потом вознесся восторженный гомон.

Возбужденная не меньше других, поднялась Нута. Двойной престол ее сдвинули и развернули к корме, чтобы можно было наблюдать состязание. Она держала венец — победителю.

— Подождите! — хмурился Юлий, подняв руку. И так стоял, пока не заставил себя слушать. — Подождите. Я не признаю такой победы.

— Вы признаете поражение? — осведомился Рукосил, стоявший ближе к престолу.

Высокомерный взгляд его, скользнув по лицам, ничтожным только мгновением зацепил Золотинку, но она поняла — это было продолжение того же совсем не оставленного и не забытого спора. Глянул и Юлий, едва только Новотор перевел ему язвительное замечание конюшего, — сами того не сознавая, Юлий и Рукосил как будто бы обращались к Золотинке, имея ее свидетелем, призывая ее слышать и видеть.

— Ни поражения, ни победы! — заявил Юлий. — Но если есть среди вас истинный боец, твердая рука и верный глаз, который не поступится честью, я готов вступить с ним в соревнование до первого промаха.

— Это я. Я тот боец! — обронил Рукосил, выступая вперед. Он был одет в белое с ног до головы без единого пятнышка и упрека. — Я не могу не принять вызов, который заключает предположение, что здесь, в благородном собрании, нет людей чести. Я выступаю за честь знати и дворянства.

Послышался ропот одобрения. И тут Золотинка почувствовала, что Юлий обречен. Против такого соперника ему не постоять. Это урок, который нарочно дает ей Рукосил, потому что… потому что… Почему, она не могла еще до конца понять, да и не время было разбираться.

И совсем неожиданно раздался голосок Нуты. Сгоряча она говорила по-словански и хотя безбожно коверкала слова, все поняли:

— Я закрывать состязание. Хватит. Победители два. Два будет победители. Княжич Юлий и мой воевода Амадео. Я награждаю оба. — Прохваченный возбуждением голосок изменил Нуте и она обратилась к сестре с новой, жалобной интонацией уже по-мессалонски: — Ведь правда же, Септа, скажи! Верно? Победителей будет двое. Хватит состязаний. Не хочу, чтобы они попадали.

Удивленная и еще больше тронутая этим живым чувством, Золотинка не сразу заговорила.

— Ах нет, моя милая принцесса, — сказала она с виноватой усмешкой. — Двух победителей, что поделаешь, не бывает.

Юлий бесстрастно кивнул, он и думать не думал отказываться от соперничества. Только глянул на Золотинку искоса — без выражения, отчужденно. А Рукосил наградил ее насмешливым, даже глумливым взглядом.

— Какое наказание вы назначите проигравшему, принцесса Септа? — обратился он к ней, словно не замечая растерянной, позабытой уж всеми Нуты.

Золотинка озлилось. Так ясно читалась в нескольких этих словах неколебимая уверенность в победе и в посрамлении противника, что она потеряла голову, забывши благоразумие и умеренность.

— Проигравший станет на колени.

Понятливо ухмыльнувшись, Рукосил кивнул.

— Поцелует руку соперника! — продолжала Золотинка звенящим голосом. Брови конюшего приподнялись в насмешливом удивлении и он опять кивнул — удовлетворенно. — А потом в немногих, но убедительных выражениях объявит присутствующим достоинства победителя.

— Суровое наказание, но поучительное, — согласился Рукосил, оглядывая напряженно внимавшее общество.

Юлий не возражал, условия были приняты и решили стрелять.

Первоначальная злость Юлия, так много ему помогавшая, теперь как будто рассеялась. Может быть, по трезвом размышлении ставка казалась ему слишком высока. Все он не мог сосредоточиться. Метил-метил и опустил лук. Потом отер пот и выдохнул. Выстрелил — и попал. Но как-то совсем безрадостно, без веры попал, сам себе удивившись.

Стиснув руки, Золотинка чувствовала, что это дурной знак.

Рукосил стал и легко выстрелил — стрела звонко тюкнула петушка. Снова вышел к рубежу Юлий. В душе его мерцало что-то неуверенное и Золотинка поняла, что промажет, еще прежде выстрела. Затаив дыхание с предощущением беды, она ждала…

Промазал!

Ошеломленный, стоял он еще несколько мгновений с луком в руках… И тихо отошел прочь.

Осталась ничтожная надежда, что промахнется и Рукосил. Такая ничтожная, что Золотинка, страдая душевной болью, не имела сил смотреть. Она отвернулась. Потом поглядела, как безупречный в белых одеждах Рукосил лениво вложил стрелу…

Зная, что Рукосил попадет, мало интересуясь выстрелом, она глядела в лицо, словно хотела проникнуть в тайну этого неуязвимого человек. Она не спускала взгляд, подмечая малейшие колебания задиристых острых усов, она следила за руками и вдруг… когда звякнула тетива и стрела попала (наверное же, попала!) Золотинка заметила, что перстень на левой руке конюшего сверкнул желтым.