Меч и щит - Григорий Березин Страница 33

Но когда мы свернули с Хвиты на лед ее притока, довольно узкой речушки Фрик (всего в две аммы шириной) и за день добрались по ней до зимника, ведущего непосредственно к Мулетану, я немного повеселел. Теперь поздно принимать какие-то меры.

Я приказал разбить лагерь, но на всякий случай не разводить костров. Это решение далось мне нелегко — ведь даже по пути через Ухреллу мы ночевали в тепле деревенских изб, а теперь приходилось спать прямо на снегу. Не передать, какими добрыми словами поминали мы волков, у которых позаимствовали шкуры. Арантконская знать тоже запаслась полушубками из волчьего меха, а акриты носили казенные, из шкур, собранных вместо податей. Пригодились и старые одеяла из верблюжьей шерсти — ими мы укрыли продрогших коней, надев им на морды торбы с овсом.

Мы переночевали, и ничего, никто не погиб от холода, хотя и было отморожено несколько носов. Утро выдалось ясное, и мы, собравшись в плотную колонну, двинулись в прекрасном настроении по зимнику.

По через несколько часов впереди показался заиндевелый камыш, и мое настроение стало портиться. Я вспомнил, что, по словам пленных, Мулетан стоял на широком острове в окружении не замерзающих до конца болот. Это «не до конца» меня сильно нервировало, поскольку означало, что приблизиться к Мулетану мы сможем лишь по возведенным над незамерзающей частью болота мосткам на сваях, которые, естественно, неусыпно охранялись. И проехать по этим мосткам могли только двое, от силы трое.

Готовясь к походу, я много думал, как преодолеть этот проклятый участок. Но так ничего и не придумал. Поэтому, когда мы к полудню подъехали к мосткам, я взял своих стрелков и телохранителей, велел остальным укрыться в камышах и ждать семана и двинул напрямик с развернутыми знаменами.

На другом конце мостков стояла деревянная крепостца, а точнее, просто изба с глухими стенами, предназначенная скорее для удобства караульных, чем для защиты переправы. И вообще, по канонам фортификационного искусства такие укрепления положено возводить по обе стороны переправы. Но вратникам это к чему? Ведь им ничто не угрожало в их логове. Во всяком случае, так они думали… Теперь будут думать иначе, пока не останутся без того, чем думают.

* * *

Тяжелая дубовая дверь со скрипом отворилась, из крепостцы вышел на свет ражий детина в шлеме и пластинчатом панцире поверх тулупа. В руках он держал косарь, которым и перегораживал нам дорогу.

— А ну, стой! — крикнул он на том же собачьем ромейском, который я уже слышал от пленных вратников. — Вы чего это вырядились волкодавами? Для мистерии, что ль? — И заржал, крайне довольный собственной остротой. Потом вдруг снова напустил на себя грозный вид и приказал: — А ну, подай твой знак. — Он обращался ко мне — явно признал главного.

Меня внезапно осенила догадка, и я полез в седельную сумку, слегка пнув Улоша по голени.

— Этот, что ли? — отозвался я на том же ублюдочном ромейском, показывая часовому бронзовый квадратик с драконом. И, пока часовой щурился, силясь разглядеть дракона с пятидесяти шагов, Улош одним движением выхватил из горита лук, вставил стрелу и пригвоздил к двери метнувшегося было в избу часового.

Тот, однако, успел закричать, но его всполошенные товарищи не успели запереться в избе. Мы пустили коней во весь опор, взялись за мечи и порубили караульных всех до одного. Но один из них исхитрился опрокинуть жаровню на соломенные тюфяки, и всю крепостцу с такой быстротой охватил огонь, что мы едва успели выскочить наружу. Теперь уж вратники точно догадаются, что к ним пожаловали «гости» Но предпринять ничего не успеют. Их убежище, расположенное среди незамерзающих болот, теперь обернулось для них смертельным капканом.

Поэтому я приказал своему войску переходить через мостки, но не торопиться — не хватало еще, чтобы кто-то сорвался и потерял коня, да вдобавок промок. Особенно медленно перетаскивали обозные сани, а под розвальнями Диона мостки так и прогибались. Но через два-три часа вся наша рать благополучно переправилась, и мы двинулись на Мулетан.

Его мы увидели примерно через час, он стоял посреди открытого со всех сторон поля, — большой правильный квадрат, окруженный рвом, валом и частоколом с деревянными башнями по углам. Длина стороны этого квадрата равнялась, по моей прикидке, двум плетрам, то есть его площадь была четыреста квадратных акенов.

Я усмехнулся, поймав себя на этих школьных вычислениях. Как бы то ни было, этой территории вполне хватало для размещения полутора тысяч человек — по моим расчетам, столько здесь собиралось на шарвары. Около тысячи постоянных обитателей, да еще по полсотни человек от каждого из десяти лагерей (командный состав вместе с сопровождающими).

Когда мы подъехали ближе, снег перед Мулетаном почернел от множества высыпавших за ворота людей. Все они были вооружены, и толпа продолжала расти, словно в Мулетане находился какой-то неиссякаемый источник живой силы.

Кольбейн заволновался и посмотрел на меня, взглядом предлагая ударить по вратникам с ходу и заткнуть проклятый источник.

Мы никак не рассчитывали столкнуться с такой уймой врагов, и был соблазн налететь, не дав им построиться в боевые порядки. Но я не последовал молчаливому совету стратега, а громко и повелительно приказал:

— Акритам спешиться и построиться в четыре линии. Коннице собраться на левом крыле. Стрелки и телохранители остаются со мной на правом. Обозных коней распрячь, а сани установить в ряд позади войска, сцепив оглоблями.

Четкая команда — как раз то, что требуется войску, оробевшему при виде многочисленного неприятеля. Наши ратники зашевелились, занимая места в строю и утаптывая вокруг себя снег. Он был не очень глубок — всего по колено — но в бою и такой помеха.

Я громко добавил:

— Без моего приказа — ни шагу вперед! Первого, кто двинется, лично пристрелю. — И выразительно похлопал рукавицей по гориту.

Кольбейн посмотрел на меня с недоумением, ведь обычно полководцы говорят «ни шагу назад» и сулят смерть отступившим, но не сказал ни слова. Видимо, решил, что сейчас не время выяснять причину столь странного приказа. А причина эта стала ясна, когда вратники наконец вывели в поле все свое воинство (не берусь судить, сколько их было, но по меньшей мере вдвое больше ожидаемого) и двинулись на нас. Те, которые наступали, держась довольно широкого в этом месте зимника, еще сохранили свою колонну, остальные же на неутоптанном снегу быстро потеряли всякое подобие правильного строя, и до наших рядов докатилась лишь беспорядочная толпа. Правда, этой беспорядочности изрядно посодействовали я и мои лучники, выпуская стрелу за стрелой с такой быстротой, что наши колчаны стремительно пустели. Ничего, в обозе лежали запасные, и возницы принялись усердно подносить их, чтобы не ослаб смертоносный град. Докатившаяся до неподвижных рядов акритов толпа нарвалась на железный частокол копий, поднажала, завыла и… пошла вспять. Вот тут-то я и велел трубить семан к наступлению. Ведь следующая атака вратников, уже по утоптанному снегу, пусть усеянному телами, могла оказаться более удачной.