Проходящий сквозь стены - Александр Сивинских Страница 33

— Так ты тоже заметил! — воскликнул я.

— Глупо было бы…— затянул он свою волынку обиженным тоном, но я скорчил покаянную гримасу, и он унялся.

Бесы народ живучий. Часов через шесть Жерар уже ходил, к концу второго дня был как огурчик. Шерсть понемногу начала отрастать. Посадили его, как оказалось, в помещение, где в недалеком прошлом стояли деревообрабатывающие станки. Что-то вроде школьного класса, в котором обучают мальчиков столярному делу. Кругом были горы щепок и опилок, валялись какие-то недоделанные деревянные безделушки: скалки для теста, шахматные фигуры, рукоятки для инструмента. Главным украшением комнаты являлись древние плакаты, рассказывающие о том, как правильно пользоваться рубанком и стамеской, как держать резец, работая на токарном станке, и тому подобное. Стены (Жерар по привычке оценил помещение с точки зрения комбинатора: возможна ли транспозиция?) были из ребристого оцинкованного железного листа. Как, впрочем, и повсюду здесь, что выяснилось несколько позже. Окна забраны толстой жестью, дверь… другому, может, и показалась бы хиловатой, однако не с его клыками и когтями такую дверь ломать.

Визитами Жерару не досаждали, как оставили одного, так и забыли. Жратвы было много, но именно что жратвы: бросили небрежно разодранную надвое пятикилограммовую упаковку «Чаппи». У них, у бесов, собственная гордость — Жерар предпочел голодать. Пить предлагалось из какой-то вонючей, грязной миски опять же «Святой источник» (ополовиненная бутылка валялась рядом). Это тянуло на явное издевательство со стороны то ли судьбы, то ли тюремщиков. Правда, при ближайшем рассмотрении стало ясно, что набирали ту воду в лучшем случае из-под крана, так что хотя бы жажда его не мучила. Брезгливость — да, была попервости. Но брезгливость легко отступает, когда в пасти и глотке образуется подобие пустыни Гоби.

На третий день пожаловал Жухрай в сопровождении сонного громилы с загипсованным пальцем. Бес сначала обрадовался, как-никак старого знакомца встретил, бросился к толстяку здороваться. По-собачьи, разумеется. Тот шустро выхватил поводок, рассчитанный самое малое на ньюфаундленда, и принялся охаживать Жерара по голеньким бокам, приговаривая: «Не смей ко мне лезть, повеса, пока сам не позову!»

Воздав должное памяти маркиза де Сада, он сделался гораздо спокойней. Обозвал беса оскорбительной сучьей кличкой Жужу и объявил, что собирается забрать к себе — затем, чтобы заняться дрессировкой. Во-первых, скучно, во-вторых, чувствует в себе талант большого друга зверей Дурова. Или все-таки, недобро рассмеялся он, великого академика Павлова? Ну, как получится. Разберемся со временем.

Жерар лихорадочно соображал, как поступить. Открыться? А вдруг толстяк верующий? Живо спровадит на казнь своему духовнику. Поди доказывай потом, что не всякий бес пособник Сатаны!

— Не всякий? — удивился я. — Растолкуй тогда мне, глупому, какого рожна тебя от животворящей молитвы, крестного знамения и святых предметов по полной колбасит? Духовника, как палача, боишься…

— Эх, чувачок…— помрачнел Жерар. — Многого же ты не знаешь… А объяснять долго. Давай потом когда-нибудь? Сейчас просто поверь, ладно?

— Ладно, — согласился я.

Ему, однако, мой тон не понравился. Он воинственно встопорщил усики:

— Помнишь, Паша, кого нафталином в основном травят? Ну вот. А накорми им тебя — тоже загнешься в момент. Хоть и не моль вроде. Примерно то же и со мной. Воткнулся, Фома?

— Да, — сказал я.

В общем, бес решил пока продолжать прикидываться послушной собачкой. Дрессуре поддаваться охотно и, главное, помалкивать. Вдруг повезет узнать какие-нибудь секреты? Громила с гипсом повязал Жерару на шею бантик, прицепил поданный толстяком поводок, и они отправились куда-то. Жерару показалось, что вышли они в довольно большой ангар или склад. Или, может быть, заводской цех. До потолка было метров двадцать. Во многих местах над головой пролегали эстакады из просечного металлического листа. Громоздились какие-то уродливые ящики, обтянутые рубероидом, — как будто с оборудованием. Пару раз мимо проехал электрокар-погрузчик.

Крытым переходом ангар был соединен с соседним зданием, уже кирпичным. Управа, решил для себя Жерар. Внутреннее устройство управы оказалось на редкость запутанным. Коридоры, закоулки, тупички, двери. Вспомнив плакаты с мальчиками-токарями, Жерар подумал, что комплекс ангар плюс управа вполне мог принадлежать учебному заведению с техническим уклоном. Например, ПТУ. Сейчас, понятно, переделанному на скорую руку подо что-то другое. Например, под офисное здание и склад для крупной и многопрофильной, но нищей фирмы. А возможно, только маскирующейся под нищую. Попадались им навстречу и сотрудники фирмы. Преимущественно молодые дядьки, одеты вроде совсем не плохо, хоть и без фантазии. Лица у них были опять-таки блеклые, как у снулой рыбы. И по-прежнему одинаковые. А-ля Сонечкин кавалер. Мечта японцев: вся фирма — одна семья. Смотреть на них было жутко. Особенно в тот момент, когда под одеждой на груди у странных братцев начинало что-то извиваться. Будто клубок змей.

— Кракены, — сказал я. — Наверное, здесь их гнездо. База.

— Похоже, — согласился Жерар. — Но учти, Паша, толстяк этот — человек…

Пришли. Кабинет толстяка впечатлял. Тут о нищете речи не шло. Напротив. Большое, обставленное и отделанное с определенным вкусом и не без размаха помещение. Повсюду натуральное дерево, кожа, шелковые с золотой ниткой драпировки. На полу ковер ручной работы. Кондишн. Огромный, писанный маслом портрет Президента в строгой раме; работа явно не халтурщика. Ноутбук на столе — из тех, что вдвое дороже новенькой отечественной малолитражки. Были там и солидные напольные часы с боем, и огромный холодильник с наворотами, хитро упрятанный в нишу книжного шкафа, и много чего еще.

О дальнейшем рассказывать скучно и стыдно. Жерару пришлось учиться ходить на задних лапках, держать на носу кусочек сахара и проделывать множество других, столь же унизительных штучек. Кормил его, поил и выгуливал все тот же сонный компрачикос с загипсованным пальцем, состоящий при Жухрае чем-то вроде денщика. Впрочем, выгуливал — это громко сказано. Когда толстяку надоедало забавляться дрессурой, беса отводили назад в столярку. Там, в дальнем углу, где слой опилок потолще, он и «прогуливался».

Тем не менее ему удалось кое-что разнюхать, произвести на досуге кое-какой анализ и прийти к кое-каким выводам. Толстяк Жухрай, персона в бизнес-кругах Императрицына, похоже, довольно влиятельная, занимал пост, совмещающий должности начальника силового ведомства и реального (в отличие от Леди Успех и Элегантность) посредника между кракенами и людьми. Возможно, он и не был головой или сердцем предприятия, но шеей и кулаком — наверняка. Очевидно, ему повезло стать одним из первых контактеров. Во всяком случае, он оказался первым, кто понял, что этот контакт (и последовавший за ним контракт) будет выгодным лишь при условии строгого сохранения тайны. Лицом, ответственным за сугубую секретность проекта, он назначил (как вариант — предложил) себя. Скорее всего, именно его стараниями была создана главная декорация спектакля под названием «Россия родина „Гугола“ — фирма „СофКом“. Подобрана и завязана чувственной страстью с одним из кракенов симпатичная прима в лице Софьи Романовны. Вложены необходимые деньги, и — главное — обрублены все возможные „хвосты“.