Омега для волка - Лана Бьякко Страница 33

– Разве то, что я не могу обращаться, благословение? Разве это честно по отношению к другим омегам из других стай? Мы можем дать потомство от любого альфы, что делает нас приманкой для любого и порой выбирать не приходилось, а если учесть особенность таких, как я, то нас из родного клана вообще не выпускали. У других же есть выбор, не у всех, но у большинства. И, как ты думаешь, что же делали с такими, как я? Или жить не в клане, не в родной стае, быть кочевникам и всегда чувствовать себя чужой среди других омег, это, по-твоему, благословение? – потирая грудь на уровне сердца, сказала Васька, ощущая жгучую боль, и поморщилась.

Этот жест не остался не замеченным, и Арсений внимательно смотрел на девушку.

– Может, и так, но сама посуди, разве в то время многие могли это понять? Я продолжу, ты наверняка знаешь, чем славен твой клан. Своими обрядами, обычаями, у вас была своего рода магия, которой пользовались. Тогда твои предки решили уничтожить зло в лице моего клана, на корню, но сделали это необычным способом. Но после их «песнопений» мой клан был обречён на медленное и мучительное вымирание.

– А как же другие кланы? Вы же не переставали объединяться с другими? – процедила Васька.

– Вот так мы и поняли о неестественности происходящего. Другие кланы не страдали от проклятия, как мы и наши дети. Думаю, наши предки были жестоки в равной степени.

– Что… Что они сделали? – с трудом выговорила она.

Игнатов какое-то время молчал, внимательно разглядывая девушку рядом с собой, а затем отстранённо начал говорить:

– Мы теряем своего волка, – Васька вскинула на него встревоженный взгляд, ей не нравилось то, что сейчас сказал Игнатов, она уже чуяла, что он будет говорить дальше. – Всё начинается с того, что мы можем принимать альтер форму всего на несколько минут, для нас это очень тяжело, так как издавна мой клан проводил чуть ли не треть жизни в альтер форме. Это начинается, когда волчонку исполняется десять, с каждым последующим обращением время нахождения в альтер форме уменьшается, заканчивается это неспособностью обращаться вообще. Мой волк отличается от твоей волчицы, она смирилась, что ты не можешь выпустить её, поскольку так было с рождения, наши волки намного…темпераментнее, они злее и агрессивнее, запереть такого в клетку означает свести с ума своего хозяина. Не у всех хватит моральных сил приручить этого беса, чаще всего то, что когда-то было одним целым, теперь будет отторгать друг друга, это приведёт к тому, что ты сойдёшь с ума и сломаешься, как последствие – суицид. Со сменой поколений ситуация только ухудшалась, и вот уже в петлю лезет не взрослый альфа, а ребёнок, потому что его волк внутри уже разорвал всё, что когда-то было его душой. Запертый волк хочет наружу, не может, значит, не живет. Про рождение омег в нашем клане я вообще молчу.

– Мне жаль… – после долго молчания сказала Василиса. – Твои предки пытались как-то снять это проклятие?

– Для того, чтобы снять, нужно было доказать, что они прокляты. И если судить по дневникам, то твой клан не признавал того, что они что-то делали именно такого плана. Они заявляли, что просто поубавили в нас прыть и злобу, чтобы наш клан мог сосуществовать в мире с другими.

– Боги, твой клан до сих пор находится под действием этого проклятия? Ведь ты, вроде, вполне адекватный. Или… ты просто не выпускаешь своего волка?

– По сравнению со мной, мой волк добр и ласков, это не угроза, Вась, я прошу тебя хорошо обдумать то, что ты теперь знаешь. Если тебе нужны какие-либо доказательства, у твоей комнаты будет стоять телохранитель, попроси его, он отведёт тебя в мой кабинет, там лежат все документы и дневники.

– Да…– бойко ответила, слишком. – Я бы взглянула на эти бумаги.

– Уже поздно. Тебе надо отдохнуть, а завтра мы продолжим разговор. Я провожу тебя.

До комнаты, в которой Василиса жила, они дошли в молчании. По дороге она старалась запомнить каждый поворот и закоулок дома несмотря на то, что была просто в отвратительном состоянии. Игнатов чувствовал, что девушке плохо. Он видел метку на её шее, а это значит, что она уже принадлежала другому. Они остановились в дверях.

– Василиса, – тяжело вздохнул Арсений.

Девушка развернулась к нему и смело посмотрела в его глаза. В её жемчужных глазах можно было прочитать смелость, решительность, страх, гнев, но также и сочувствие. Мужчина подошёл к ней ближе и приподнял её подбородок пальцами, пристально глядя на неё. И сделал глубокий вдох, чувствуя, как её запах теплом разливается по всему телу. Да, он помнил этот запах. Ещё тогда, в доме её родителей, когда всё произошло, он почувствовал его. Её запах был особенным, даже несмотря на то, что она была ещё совсем маленькой. Тогда он и сам не понимал, почему скрыл от отца и его людей, что малышка находится там. Но теперь, когда она выросла и стоит прямо перед ним, понял, что она та самая. Однако время ушло.

– Мне жаль, что всё так сложилось.

Он видит удивление и смятение в её глазах. Надежду.

– Но теперь твоя жизнь принадлежит мне.

Арсений стоял возле окна и смотрел, как на небе зажигаются звёзды. В последнее время он любил смотреть на закат, представляя, что это закат его жизни и что он может быть красивым даже. Но сегодня ему не хотелось смотреть на него. Вдруг он отчётливо понял, почувствовал где-то на задворках своей души, если она у него, конечно, есть, что сейчас ему хочется жить, как никогда раньше. С её присутствием он словно получил дозу живительной силы. Нет, физически он не стал сильнее и не исцелился, но на каком-то ином уровне, он чувствовал это. Так странно, представлять, какой могла бы быть твоя жизнь, если бы её можно было изменить. Но он прекрасно знает, какой конец ему уготован.