Изумруд Люцифера - Анатолий Дроздов Страница 33

– Но им она не помогла.

– Они никому не помогла выиграть войну, вспомните тех же катаров. Но нацистам хотелось верить. Ничего другого им не оставалось.

– Что было потом?

– Чаша хранилась в Берлине менее года. В 1945 году были уничтожены все документы и часть персонала Аненербе. Реликвии спрятали. Чашу, к примеру, поместили в свинцовый ящик и опустили в ледник Циллерталь в Тироле.

– Но, как я понимаю, Аненербе не прекратила существования? Слайс говорил, что до него на леднике погибли четверо, а потом и его двое…

– Все-таки рассказывал? – гость обдал Кузьму ледяным взглядом. Тот невольно поежился.

– Только то, что я сказал. А чаше, к примеру, ни слова, о вас – тоже. Только "реликвия", "серьезные люди" и "хрен им теперь будет, а не реликвия!".

– Похоже на Слайса, – кивнул Радкевич. – Насчет "хрена" мы еще посмотрим, а что касается Аненербе, то она жива, и тайны свои охраняет. Деньги, что от нацистов остались, есть, теперь это практически семейное предприятие. Так денег больше, и тайна крепче. Их мало, но вы видели какие…

– А почему они сами чашу в леднике не нашли?

– Трудно сказать. Может, просто людей мало для поиска. Может, специалиста не было, который смог бы точно рассчитать, куда ледник со временем свинцовый ящик вынесет. Может, считали, что так надежнее. Суть в другом: я дал Слайсу деньги, карты ледника с расчетами, пообещал еще много денег, а он обманул всех.

– Почему?

– Раз вы прочли эту книгу, – кивнул гость в сторону стола, – то должны знать, что это не просто антикварный предмет. Из-за нее когда-то чуть ли не всю страну сожгли. Думаю, у Слайса произошел сдвиг в сознании. Такое нередко бывает с владельцами древних вещей и старателями, что ищут драгоценные камни. Заполучив желанное, они потом ни за что на свете с ним не расстанутся.

– А вам, простите, она зачем? В коллекцию? Суперраритет, уникум, которого нет ни у кого? Даже у папы Римского в Ватикане всего только копия с копии…

Радкевич обдал собеседника ледяным взором, но в этот раз Кузьма спокойно встретил его взгляд. И гость опустил глаза.

– У меня есть еще визитка, – Радкевич достал из кармана и положил перед Кузьмой плотный белый прямоугольник. – Магистр восточноевропейской ложи ордена розенкрейцеров. И если вы так начитаны, то знаете, что розенкрейцеры имеют полное право на эту реликвию, как духовные наследники катаров или альбигойцев, полностью уничтоженных шесть веков назад.

– Восточноевропейские розенкрейцеры? – Кузьма не скрыл своего удивления. – Я читал о немецких и голландских…

– Наша ложа организовалась недавно, – сухо отозвался гость.

– Я никогда не слышал, чтобы розенкрейцеры заявляли свои претензии на чашу, – задумчиво продолжил Кузьма. – Если говорить о правах, то заявить их может монастырь Сан-Хуан де ла Пенья в Испании, где чаша была с 713 года.

– Испанцы отдали ее катарам в 1134 году, спасая от нашествия арабов, – раздраженно заметил Радкевич, которому явно не понравился поворот разговора. – И никогда не требовали назад, таких фактов история не зафиксировала. Поэтому, когда папа Бенедикт XII потребовал от короля Арагона отправить чашу в Ватикан, они послали копию. Не потому, что хотели перехитрить папу, а потому, что настоящей у них давно не было. Копию, как вы знаете, случайно разбили в Ватикане в 1744 году. Чаша по праву принадлежала катарам, которые называли себя Добрыми Людьми, а всех Добрых Людей в течение века после падения Монсегюра извели вчистую. Это выморочное имущество, и по законам практически всех стран Европы принадлежит тому, кто его найдет.

– И почему бы в таком случае не восточноевропейским розенкрейцерам? – сощурился Кузьма. – Позвольте, я выскажу предположение. Есть группа людей, стремительно и непонятно для Старого Света разбогатевшая в последние годы. Эти люди не хотят жить в странах, где родились, выросли и заработали свои миллионы. Интегрироваться в светскую жизнь Европы они не могут: здесь с подозрением относятся к новоявленным богачам с сомнительного происхождения состояниями. И тут такая блестящая идея – розенкрейцерство, многовековое духовное движение, уважаемые в Европе люди. Но на новых розенкрейцеров в Старом Свете смотрят настороженно. И тут у них – чаша! Ради такой святыни забудут все, короли будут стоять в очереди, чтобы позволили хотя бы взглянуть и (великая милость!) прикоснуться! Гениальный ход! Вы придумали?

– Я сегодня уже говорил, что вы непростой парень, – задумчиво проговорил гость. – Жаль, что судьба не свела нас раньше. Торговаться вы умеете бесподобно. Что ж, откроем карты. Братья ордена собрали на благое дело шесть миллионов долларов. Один попал к Слайсу, его уже не вернуть. Осталось пять. Хотите, переведем в любой банк по вашему выбору, хотите – наличными в течение двух дней.

– А почему Слайсу – шесть, а мне только пять? – в глазах Кузьмы прыгали искорки, но Радкевич в эту минуту не смотрел ему в глаза.

– Слайс все-таки искал ее. Рисковал жизнью.

– А я? – Кузьма выразительно показал на дырку в стене. – И вы ведь не думаете, что чаша лежит у меня в столе?

– Не думаю, – гость бросил на него быстрый взгляд. – Если бы так, разговор получился другой. Или вообще никакого. Но вы знаете, что она где-то здесь. И вы уже ищите ее. Иначе, зачем все эти чтения? – Радкевич двумя пальцами приподнял книгу. – Вы найдете ее, как нашли деньги Слайса. Он что-то сказал вам, не мог не сказать. Он знал, что у него нет времени и искал, кому ее передать. Вы вспомните, не можете не вспомнить. А, вспомнив, найдете. Я неплохо разбираюсь в людях, Кузьма Иванович, иначе не был тем, кто я есть. И поэтому не буду спорить о цене. Я нанимал Слайса, мне и платить. Шесть миллионов. Договорились?

Кузьма некоторое время молчал, не зная, что ответить. Наконец, спросил хрипло:

– Знать бы хоть, как она выглядит.

– В книгах есть описание. Чаша, выточенная из цельного куска зеленого минерала, то ли изумруда, то ли вулканического стекла, размером с половинку большого апельсина. Я видел копию в Ватикане, – гость рассеянным взглядом обвел комнату и вдруг оживился: – Вон, у вас в шкафу очень похожие! Я знаю этот набор, – тонкие губы его тронула легкая улыбка. – Когда-то, давным-давно, и у меня был такой. Знали бы ты тогда на советском стекольном заводе, копию чего они делают…

– Могу уступить. Недорого. Шесть штук за десять процентов объявленной цены…

Однако гость шутки не принял. Встал, взял свою визитку и на обратной стороне вывел "6 000 000 $".

– Это, чтобы вы не забыли, – пояснил. – Меня можно найти в президентском номере отеля "Столица". Звоните в любое время. Но поторопитесь. Завтра утром я уезжаю. И тогда к вам придут другие…

Не попрощавшись, он вышел из кабинета…

* * *

Кузьма едва успел расстаться с одним гостем, как почти сразу появился второй. Григорович по-хозяйски вошел к нему в кабинет и, не снимая плаща, плюхнулся на стул. Об лицо его можно было прикурить сигарету.