Лед - Павел Корнев Страница 33

Задумавшись, я свернул на Красный проспект и слишком поздно обратил внимание на стук копыт за спиной. Точнее, обратил, только когда догонявшие меня сани замедлили ход. Опустив руку на пояс, я обернулся и тут же убрал руку подальше от ножа: из остановившихся саней выпрыгнула пара дружинников с автоматами наперевес. Неужели кто-то сдал, что я с Вышевым от «Весны» уходил? Спокойно, все равно ничего уже не сделать — из двух стволов расстреляют моментально. В санях осталась еще пара человек. Возница меня не интересовал, а вот сидящий сзади мужчина, на тулупе которого были нашивки с четырьмя треугольниками, казался знакомым.

— Лед, а мы как раз за тобой собирались. Удачно, ничего не скажешь. Садись в сани, — махнул мне рукой старшина Дружины. Точно, это ж Петр Зубко, приятель Кота. Из Патруля в Дружину он перешел месяца через три после того, как я появился в отряде. Да и потом иногда в «Серебряной подкове» встречались.

— А че случилось-то? — спросил я, но с места не сдвинулся. Главное, успокоиться и не дергаться раньше времени. Случайно на меня наткнуться не могли, ясно дело. Двигайся они из центрального участка, на Красный проспект выехали бы только перед самым моргом. Значит кто-то стуканул, что я у Клима. Но когда задерживают за двойное убийство, так спокойно себя дружинники не ведут. Объявили бы меня в розыск, скрутили бы и по почкам надавали, как пить дать надавали. Это в лучшем случае.

— В участке объяснят. Давай в темпе — у нас смена через полчаса заканчивается.

Нет, дело точно не в убийстве. Но какие еще ко мне вопросы могут быть? Вчерашняя драка в «Берлоге»? Или мертвые синеглазые нарки? Вряд ли дружинники узнали, что это я с Аней из бани ушел — Тимур свой персонал в строгости держит. Были бы претензии, его люди сами бы меня навестили. Блин, да если как следует повспоминать, претензий у Дружины ко мне может набраться вагон и маленькая тележка. Важно вовремя понять, из-за чего весь сыр-бор, и не засветить остальные моменты. Делать нечего, я подошел к саням, забрался внутрь и уселся на скамью напротив старшины. Один дружинник устроился рядом с Зубко, второй схватился за спинку и встал на полозья. Поехали.

За всю дорогу до участка никто не произнес ни слова, только возница тихонько мурлыкал какую-то песенку себе под нос. Минут через двадцать мы подъехали к центральному участку. Сани притормозили у ворот, толстая цепь, перегораживающая проезд, дернулась и пошла вниз. Возница взмахнул вожжами, и мы въехали внутрь широкого двора, отгороженного от улицы высоким кирпичным забором.

Дружина располагалась здесь с момента своего создания, а раньше пятиэтажный дом занимал горотдел милиции. Серая штукатурка местами обвалилась, но в целом здание поддерживали в достаточно приличном состоянии. Окна первых двух этажей были зарешечены, а пятого, уж не знаю по каким соображениям, закрыты вставленными в рамы фанерными листами. Темноту во дворе рассеивали электрические фонари, развешанные по периметру забора и на фасаде здания над центральным входом.

Сани остановились. Я вылез наружу и начал сбивать с ботинок налипшую солому, которой было покрыто днище саней.

— Пошел внутрь, живо! — Команду сопровождал неслабый удар прикладом автомата по ребрам. — Я тут из-за тебя ночевать не собираюсь.

Проглотив ругательства, я повернулся к оскалившемуся дружиннику, уже отводившему автомат для нового тычка. Морда незнакомая, то ли новенький, то ли из какого-то околотка перевели.

— У тебя смена вроде уже закончилась? — Безнаказанно спускать подобные выходки нельзя. Нужно было бы меня для дела запинать — сразу вырубили и в сани погрузили. А это получается так, самодеятельность.

— Че?!

— Если у тебя закончилась смена — ты уже не дружинник, а частное лицо. — Я несколько раз сжал и разжал кулак. Злоба начала туманить мозги. Что-то в последнее время завожусь с полоборота. — И снова дружинником ты станешь не раньше, чем выйдешь из больнички. Если медосмотр пройдешь, конечно.

Курившие на крыльце дружинники заржали. Точно, новенький. Значит, можно немного поучить уму-разуму, главное не перестараться.

— Да я тебя… — Парень широко размахнулся автоматом, но его за руку перехватил старшина.

— Ты, Саня, торопился куда-то? Беги, помоги Ивану лошадей в порядок привести и спокойненько шуруй по своим делам. — Петр вынул из руки остолбеневшего Сани автомат, забросил на плечо и, указав мне на дверь, поднялся на крыльцо. Второй дружинник пошел сзади.

Мы прошли мимо дежурного и, к моему облегчению, свернули направо, миновав вход в обезьянник. По крайней мере, закрывать в камеру меня не собираются. Пока не собираются. Еще один поворот, и мы начали подниматься по полутемной лестнице. Когда третий этаж остался позади, я снова забеспокоился. Куда это меня ведут? В арсенале и служебных помещениях на пятом этаже нам делать нечего. Остается четвертый. Что случилось-то?! На этом этаже были кабинеты всего руководства Дружины, даже воеводы. Чем я кого-то из них заинтересовать мог?

Петр Зубко передал автомат продолжившему подъем по лестнице дружиннику, кивнул сидевшему за столом у лестницы дежурному и пошел по четвертому этажу. Ничего не оставалось, кроме как идти следом. Пройдя по коридору, мы свернули в небольшой холл. Лампа, висевшая над дверью, не освещала даже половины помещения. Почти не различимые в полумраке караульные пропустили нас без единого вопроса. Я покосился на их экипировку — помимо автоматов, у каждого на ремнях по кобуре с пистолетом, поверх бронежилетов разгрузки с запасными рожками и лимонками — и, ускорив шаг, нагнал старшину. Метров через двадцать коридор перегораживала стальная дверь, но Зубко, не доходя до нее, открыл обитую дерматином дверь слева. В небольшой приемной никого не было. Судя по обшарпанной двери и отсутствию секретаря, хозяин кабинета невелика шишка. Может, и обойдется.

Старшина без стука распахнул дверь, но сам проходить не стал, а пропихнул меня вперед. Я зашел и замер прямо на пороге. Сзади с еле слышным хлопком закрылась дверь, но и это не вывело меня из ступора. Все, теперь точно хана. Ничем другим объяснить наличие собравшихся в комнате людей я не мог. Как бы на выходе меня расстрельная команда не дожидалась.

— Проходи, не стой столбом, — раздраженно бросил сидевший в кресле перед столом хозяина кабинета Артем Гельман, с недавних пор занимавший пост заместителя начальника Патруля по дальним территориям. Он устроился на самом краешке кресла и, похоже, едва сдерживался, чтобы не вскочить и не вытянуться по стойке смирно. Понять его можно, в Патруль Гельман перешел всего два месяца назад именно из Дружины. Неудивительно, что он волнуется. Или мне только кажется? Очень уж он похож на маленького нахохлившегося воробья: вихры взъерошенных волос, словно перья, торчат в разные стороны, длинный нос на худом лице смотрится совсем как клюв. Добавляло сходства и вечно удивленное выражение лица. Из-за внешности относиться к Артему всерьез было нелегко, но успешная карьера сначала в Дружине, а потом и Патруле наглядно показывала, что между внешностью и деловыми качествами этого человека есть очень большая разница.

Второй представитель Патруля в кабинете — Крест — хмуро посмотрел на меня и отвернулся к висевшей на стене карте Приграничья. Ого! Хватило бы пальцев рук, чтобы пересчитать тех, кто мог безнаказанно довести его до белого каления, но человек, сидевший во главе стола, в их число входил. Полковник Олег Перов — заместитель воеводы — обладал очень большими возможностями. Общаться с ним мне довелось всего один раз, но и этого хватило за глаза. И, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить этого недавно отметившего сорокапятилетний юбилей коренастого мужчину со скуластым, словно вырезанным из дубовой доски лицом, никаких усилий прилагать не пришлось. Заместитель воеводы, отслуживший лет двадцать в десантных войсках, сам был человеком неслабым и предпочитал работать с себе подобными. Для тех, кто не служил в армии, устроиться в Дружину было просто-напросто невозможно. Да и первые месяцы муштры выдерживали далеко не все.