Миллиардер. Книга 1. Ледовая ловушка - Елена Кондратьева Страница 33

На журналистов Андрей тоже плюнул и даже велел службе безопасности не гонять их, особенно после того, как одному наглому папарацци разбили камеру, отчего тот поднял крик и дошел с жалобами едва ли не до Страсбурга. Но назойливых журналистов становилось все меньше — никаких новостей о пропавшей жене Гумилева не поступало, а кормиться бесконечно одним и тем же они не умели. Так что скоро уже некого стало и прогонять.

Поэтому обед проходил спокойно, словно ничего особенного и не случилось. Новая кухарка, Зинаида Васильевна, была коренной москвичкой и раньше работала на кремлевской кухне — ее трудовой стаж там начался еще при молодом Леониде Ильиче Брежневе. Потому она, помимо кулинарных талантов, обладала важнейшим умением не слышать и не видеть ничего лишнего. Вот и сейчас Зинаида Васильевна с улыбкой бесшумно внесла второе, бесшумно поставила его на стол и так же бесшумно исчезла. Иногда у Андрея появлялось ощущение, что его обслуживает некий домашний робот, заговаривающий лишь затем, чтобы уточнить меню. Но, памятуя о подлом поступке Ларисы, Гумилев старался не обращать на это внимания.

Накануне обеда они с Ковалевым просматривали документы об испытании искусственного интеллекта в полевых условиях, и Андрей психовал из-за проволочек, возникших по вине бюрократов из Air France.

— Для человека, у которого пропала без вести любимая женщина, ты слишком много думаешь о контрактах, — заметил Арсений, разрезая исходящий ароматным паром мясной рулет с перигорскими трюфелями. — Я бы на твоем месте и думать не смог о работе! Какой, к черту, искусственный интеллект, какие самолеты? Неизвестно даже, жива она или нет. Может быть, Ева в плену у этих волосатых дикарей. Ты же их сам видел — да я бы с ума сошел от беспокойства!

— Вот потому, Арсений, это все принадлежит мне, — Гумилев как-то неопределенно махнул рукой. Его жест мог относиться как к пространству гостиной, так и к городу за большим окном. — Потому моя корпорация переживет любой кризис. И потому ты никогда не потянул бы все это. Ты хороший человек, Арсений, ты мой друг, но без меня ты сидел бы в каком-нибудь занюханном НИИ или, не знаю, в супермаркете охранником бы работал, там платят больше.

— Андрей… — Ковалев был не готов к такой жесткой отповеди.

— Обидел тебя, понимаю, — продолжал Гумилев. — Но не нужно учить меня, как переживать потерю Евы. Для того, чтобы испытывать горе — настоящее горе — не нужно заламывать руки, сходить с ума, бухать и забивать на работу. Это уже не горе — это самолюбование. Мол, посмотрите, как я страдаю! Я — настоящий человек, я способен глубоко чувствовать! Пожалейте меня!.. Не дождетесь! Это я не тебе говорю, это я им, — Гумилев снова ткнул пальцем куда-то в сторону окна, — им говорю!

Арсений испуганно смотрел на него, бросив еду.

— Помнишь фильм «Москва слезам не верит»? Гоша там в запой ушел с горя, Баталов его еще играл. Вот мужик — погоревал, выпил и снова пошел вперед. И женщину свою вернул. Помнишь, нет?

— «А что вообще в мире делается? — Стабильности нет. Террористы снова захватили самолет», — неожиданно ответил цитатой из фильма Ковалев. Гумилев оторопел, а потом рассмеялся. Перегнувшись через стол, хлопнул Сеню по плечу и сказал:

— Ты ешь, а то остынет. Васильевна отлично готовит.

Гумилев не стал говорить другу, что он намеренно отказался от любых лекарств, которые могли бы притупить все чувства. Что-то страшное пыталось пробиться в его сердце, душу, рвало его, царапало, истязало, но так и оставалось где-то на входе, не проникая внутрь.

Семейный врач привез ему целую аптечку снотворных, транквилизаторов и антидепрессантов. Андрей не открыл ни одной из упаковок. Точно так же он не притрагивался к спиртному — открытая однажды бутылка солодового шотландского «Дан Эйдан Дангласс» так и стояла едва початой.

— И давай договоримся, Арсений: если тебе надо читать мораль и впадать в душевные терзания, делай это в мое отсутствие и, соответственно, с кем-нибудь другим. Может, тебе к психоаналитику сходить? Полежишь на тахте, послушаешь тихую музыку.

Арсений обиженно жевал. Потом вздохнул, глотнул сельдерейного сока и сказал:

— Андрей, ты меня прости. Я часто говорю и не думаю. То есть думаю, но… В общем, ты понял.

— Помнишь, реклама какой-то жвачки была: «Иногда лучше жевать, чем говорить», — улыбнулся Гумилев, показывая, что извинения приняты.

— Не обижайся, — не унимался Арсений. — Я хотел, как лучше, а своими словами сделал тебе только хуже…

— Нет, Арсений, — мягко произнес Андрей, — ты так и не понял. Ты не можешь сделать мне хуже или лучше. Ни ты, никто другой вообще не может повлиять на то, что со мной сейчас происходит. Ладно, давай-ка закроем эту тему. Так что у нас насчет Air France? Там террористы, надеюсь, не захватили самолет? Кстати, вот тебе мысль, подкинь Перельману — предусмотреть для искусственного интеллекта программы для возможного захвата самолета террористами.

— Да тут пока не до новых разработок… — проворчал Ковалев, вытирая бороду салфеткой. — Французам попал в руки отчет комиссии об испытаниях искусственного интеллекта на летных тренажерах. Авиакомпанию напугал вывод ученых — о возможных аварийных ситуациях, связанных с нашим модулем.

— Перестраховщики! — Андрей встал, отодвинув тарелку, сходил в другую комнату и принес пачку бумаг, шлепнув ее рядом с едой. Быстро прошелся пальцами по стопке бумаг на столе, выдернул скрепленный степлером документ, прочел:

— «При моделировании ситуаций, связанных с повышенным риском пилотирования, искусственный интеллект модуля, как правило, не справлялся с ситуацией».

— Именно, — подтвердил Ковалев.

— Мы только потому не оспорили этот документ, что не собирались всерьез выходить на российский авиарынок. У Air France ведь есть свое независимое заключение?

— Да, и весьма благоприятное для нас.

— Так в чем же дело? С начала 2009 года искусственный интеллект будет установлен на иранских, йеменских и финских авиалиниях. Это ли не аргумент?

— Но лучшие российские ученые против, — развел руками Арсений.

— Лучшие российские ученые! — фыркнул Гумилев. — Ты хоть представляешь, какое заключение эти твои ученые дали бы по поводу первого автомобиля? Или паровоза? Или — того страшнее — авиалайнера? Если бы мы слушали таких замшелых консерваторов, так и остались бы на уровне каменного века. Ездили бы на лошадях, огонь вызывали трением и охотились с копьями. К тому же эти русские ученые, я на пятьсот процентов уверен, куплены на корню конкурентами. Это же Россия, Арсений. Тут можно провести десять независимых экспертиз, и все дадут разные результаты. Притом взаимоисключающие.

— Я все понимаю, но… Так ты решил не проводить доработку?

— Нет, искусственному интеллекту просто нужны летные часы, чтобы встроиться в систему. Ты же знаешь, он самообучаем. Но без реальной практики модуль бесполезен. Все, что мы могли сделать на тренажерах, — уже сделано.