Мастер оружейных дел - Дарья Кузнецова Страница 32

— Возражаю, — со смешком перебил Лар. — Ничего они постороннему не скажут, своего будут покрывать до последнего. Даже перед местной стражей, а ты вообще невесть откуда взялся.

— А тебе?

— А мне по старой дружбе могут и рассказать. Как его звали, покойника?

— Танайрэш Ла’Кашшан.

— Кошак? — изумленно вскинул брови Лар. — Это его, что ли, выпотрошили?

— Ты его знаешь? — одновременно с Ойшей спросили мы.

— Ну да. Ты же мне не говорил, как его зовут, — ехидно глянул на меня бывший старшина. — Знаю. Не так чтобы хорошо, он пришел где-то за год до моей отставки, но знаю. Под него, кстати, был замазан перевертыш, приходивший по твою душу.

— Знаю, — поморщился я. — И от этого появление перевертыша становится еще подозрительней!

И, окончательно плюнув на секретность, я пересказал сообщникам все, что успел узнать. Некоторое время мы помолчали, обдумывая информацию, — кто впервые, кто в очередной раз.

— А про Ла’Кашшана ты можешь что-нибудь сказать? — обратился я, наконец, к Ларшакэну, нарушая тишину.

— Немногое, я же его застал уже перед самой отставкой. Пограничные, несмотря на бытующее мнение, тоже разные люди. Кошак свою кличку полностью оправдывал: себе на уме, одиночка, хитрый, охочий до женщин. Но я не думаю, что тут дело в его личности, надо искать что-то другое.

— Почему? — Я подобрался. Слишком много возникло предположений, проще оказалось сразу уточнить. — И в каком смысле — другое?

— Пограничные до собственной отставки довольно странные люди, — медленно пожал огромными плечами великан, крепко задумавшись. — Присяга как-то мудрено перестраивает сознание, я подробностей не знаю, не целитель. Но стражи почти не способны на самостоятельные поступки. Не то чтобы они механически выполняют все действия: есть характеры, есть устремления и предпочтения, есть увлечения и интересы. Но думает за них все равно старшина. Как бы объяснить? Кошак сколько угодно мог быть изворотливым бабником, но самостоятельно принять какое-то серьезное решение он просто физически не мог и не мог куда-то вляпаться. Наверняка просто подвернулся под руку. Но главное даже не это, главный вопрос — кто его самого заколол?

— А ему могли просто приказать стоять и ждать?

— Приказать могли, но убить себя он все равно не позволил бы, во всяком случае, напрямую. Все-таки инстинкт самосохранения у них имеется. Но, с другой стороны, ему легко могли приказать выпить какое-нибудь вещество, упростившее убийце задачу.

— Его могли обездвижить магией?

— Не думаю. На Пограничных магия действует плохо, они для этой цели пьют специальное средство. Но и в этом случае надо хорошо знать, что сработает, а что нет. Не говоря уже о том, что вещество должно быстро распадаться, его ведь не обнаружили, верно? Так что, кто бы ни убил, этот человек знает о Пограничных куда больше, чем среднестатистический обыватель.

— И кто это мог быть? — задал я новый вопрос. — Кто вообще приказывает стражам, только старшины?

— Старшины да, а вот дальше интереснее, — задумчиво кивнул Ларшакэн. — Во-первых, есть четверо офицеров, командующий обороной города и командиры трех линий. Три линии — это так наш город разделяется, если ты не в курсе. Внешняя линия — дальние подступы плюс собственно стена и трущобы, средняя линия — жилые кварталы между ратушей и трущобами, и внутренняя линия — остальной Баладдар, включая ратушу. Во-вторых, вполне возможно, такие полномочия есть у градоправителя и наверняка у лакката. Но ты не обольщайся, — ухмыльнулся Лар, заметив мое оживление. — Есть еще «в-третьих». Так называемый «долг офицера», который имеется у некоторых аристократов, состоящих на военной службе. В случае чего они обязаны принять командование не только гражданскими лицами, но и оставшимися без старшины Пограничными. Я точно не знаю, сколько их сейчас, но десятка три наберется. И это не считая тех, кого я не знаю, и тех, за кем такой долг закрепился пожизненно, хотя их не должно быть много. Ах да, еще есть бывшие старшины, у которых права командовать номинально нет, но на практике их слушают беспрекословно на рефлекторном уровне. Но живых старшин в отставке сейчас пятеро, считая меня, один — выживший из ума старик, а еще один — хоть и молодой, но буйный сумасшедший. Не переживай, его не могли использовать; он действительно… очень сумасшедший. Рычит, хрипит, капает слюной и бросается на людей. Грустное, честно говоря, зрелище. — Старшина качнул головой.

— А его величество и высшие военные чины страны? — Я удивленно вскинул брови. То ли для него это — само собой разумеющееся, и уточнять он не стал, то ли…

— Не-а, — беспечно отмахнулся великан, радостно скалясь. — Напрямую приказывать Пограничным они не могут, только через старшин и остальных вышеперечисленных лиц.

— То есть кто-то может просто приказать Пограничному убить любого неугодного человека, включая даже короля, и тот послушается? — Я совершенно обалдел.

— Ну, все не настолько плачевно. Умные люди систему строили, не переживай. Убивать Пограничные могут только Серых, это одно из основных табу. Естественно, пока это не самозащита.

— И кто из всех этих людей, на твой взгляд, наиболее подозрителен? — уточнил я, в мыслях уже прикидывая список.

— Л’Имморан! — вдруг горячо выступила Кана — повествование Лара с искренним интересом слушали все домочадцы, включая домоправительницу. — Точно он, паскуда!

— Кана, — синхронно с укором протянули Лар и Ойша, одинаково поморщившись.

— Нет, а что — Кана? — не сдалась женщина. — Он это, дрянь такая, некому больше! — Она эмоционально всплеснула руками, после чего резко поднялась и ушла к плите, видимо, не желая продолжать разговор.

— Это что сейчас было? — осторожно спросил я.

Оружейница с помощником переглянулись, будто советуясь.

— Да не обращай внимания, — скривившись, решил все-таки пояснить Ларшакэн. — Это у нее личное. Кана из-за него оставила службу.

— Службу? — растерянно переспросил я, бросив на домоправительницу короткий взгляд.

— Она состояла специальным дознавателем при следственном корпусе, а Л’Имморан — его начальник.

Я выразительно крякнул, но комментировать эту информацию не стал. Однако не зря мне Кана показалась подозрительной: женщина, работающая палачом, страшнее любого Пограничного стража.

— Почему ты думаешь, что это не он?

— Всякое может быть, но речь шла о наиболее вероятных, а он в этом списке не на первых ролях. Л’Имморан, конечно, чисто по-человечески скотина редкостная, но только в личном плане и преимущественно в отношении женщин. Проще говоря, бессовестный бабник. Но в остальном он достойный офицер, и это не говоря о том, что он, как и я, готов все отдать, лишь бы стереть Серых с лица мира. У него было трое детей, всех забрали они: двое старших погибли, а младшего унесли с собой, и спасти мальчика не удалось. А детей своих он любил и ценил, в отличие от женщин.