Драконья доля - Надежда Кузьмина Страница 32

Ш. Бодлер

Мне шестнадцать, я не косоглаза, не криворука и не колченога, всё у меня впереди, уговаривала себя я, топая по обочине западной дороги прочь от Гифары. Интересно, скоро ли меня хватятся? Объявлять об увольнении я не осмелилась, кто знает, вдруг леди Лобелия побоится, что сын снова уйдёт, и решит удержать несговорчивую служанку силой? Проверять не хотелось.

Кайре я соврала, что иду в храм. Но напоследок сделала то, чего не делала никогда прежде: обняла её, поцеловала в щеку и выдохнула: «Спасибо! Ты мне очень-очень помогла!» Кайра изумлённо захлопала глазами вслед.

Янису я написала. Что полюбила его, но хочу всё по-честному, чтоб от людей глаза не прятать. А как он предложил — не могу. Добавила, что понимаю, что я ему ни с какой стороны не ровня, а потому ухожу, так всем лучше будет. И пожелала счастья.

Пока писала, думала, стоит ли поминать ту куклу с чердака? Говорить о том, что знаю, что понравилась ему, потому что на неё похожа. Но в конце концов решила, что не надо. Я б, узнав, что меня так вокруг пальца обвели, точно б на дыбы встала. А к чему вражду разжигать? Коли по чести, может, и я б на месте леди Лобелии, будучи благородной дамой и хозяйкой особняка, тоже не обрадовалась бы, если б сын собрался жениться на нищей приблуде. И со мной хозяйка обращалась хорошо. Плохо только, что сердца моего не пожалела — но я ведь для неё чужая, так, пустое место.

Сколько в том письме было ошибок — не знаю. Подозреваю, немало. Тем более что я, пока сочиняла, так хлюпала носом, что бумаги не видела. Подписываться не стала, потому что не придумала, как. Линда — не моё имя, Белёна тоже, а как Шиану он меня не знает. Просто оставила листок на столе, придавив уголок лампой.

По пути к городским воротам присела в том самом скверике. Сменила хорошие ботинки на дорожные сапоги, а голову до бровей замотала серым платком, как это крестьянки делают. При выходе из города денег не брали, оттого и заминки не было. Я, закутавшись в плащ, нос в землю, пристроилась к двум идущим с покупками женщинам. И только когда ворота исчезли из вида, отделилась и пошла одна, быстрее.

Первый час вокруг были дома да хутора, потом они пропали, началось редколесье.

Похоже, рано я в путь отправилась — лес ещё совсем голый, да к тому же сырой. Непонятно, как тут костёр разжечь и где спать. Может, попытаться прибиться к какому-нибудь обозу? Тоже страшно — я одна, да теперь при вещах и при деньгах…

Прислушалась — вроде вокруг никого, лишь птицы пересвистываются. Только всё равно тревожно. Огляделась — справа лес вниз под уклон идёт, вроде там лощины какие-то да овраги начинаются. А слева от дороги наоборот, в горку. Значит, там посуше. И солнце тоже левую щёку греет. То есть если по лесу с юга от дороги пойду, меня — потому как против солнца да в сером плаще — не заметить будет. Осмотрелась ещё раз и пошагала к лесу.

Первую ночь я провела у подножья большой наклонной скалы. Натаскала веток, чтобы на голой земле не сидеть да к камню не прислоняться, только всё равно было очень холодно. А ещё — жутко. Я от такого уже отвыкла. Чтобы тьма хоть глаз выколи, ветер в вершинах деревьев стонет, что-то потрескивает — то дальше, то ближе. Хорошо, хоть волки не воют, а то б к утру от страха поседела.

Поэтому ко второму вечеру решила присмотреть себе дерево, на котором можно темноту переждать. И даже нашла — здоровенный дуб в пару обхватов. Приставила к стволу наклонную лесину и, на неё опёршись, забралась на нижнюю ветку. Чуть выше ствол раздваивался — решила, что в разветвлении и заночую.

Выяснилось, что у ночёвок на дереве свои сложности. Во-первых, боишься упасть, даже если сидишь в развилке. Во-вторых, дерево немного, но постоянно движется. Ветер качает ветви и по стволу как дрожь идёт. А в-третьих — со всех сторон дует. Но всё равно казалось, что дрожать от холода на высоте лучше, чем трястись от страха на земле.

Утром проснулась от голоса снизу:

— Эй! Вы там живы?

Потёрла рукавом глаза, завертела головой, не поняв спросонья, кто и где орёт. Оказалось, что почти подо мной, верхом на гнедой лошади сидит темноволосый мужчина. Голову задрал, на меня смотрит и горланит во всю глотку.

Ну надо же! А я-то сюда забралась, чтобы спрятаться!

— Ага. Сапог дёргается, значит, живы. Помощь нужна?

Замотала головой. Пусть едет себе куда подальше…

Но, судя по всему, моя голова при обзоре снизу была не видна. Пришлось тоже открыть рот.

— Спасибо! Всё в порядке!

— О! Женщина! — укоризненно покачал головой: — Ночует одна в лесу и утверждает, что всё в порядке. Женская логика!

Это он о чём?

Но сказала прямо:

— Пока вы тут — не слезу.

— М-да, моя вина, представиться забыл. Я — Тиваль из патруля. Проверял дорогу на Гифару, говорили, тут медведь шалил. Вот еду, смотрю по сторонам, так тебя и заметил — на фоне неба ком в ветвях издали виден.

М-да, явила я ум, что сказать. Может, днём против солнца да на земле я хорошо пряталась, а как буду выглядеть на дереве — не подумала. Надо было поглубже в лес забраться. Но из патруля, значит, не разбойник и не лиходей какой. И ищет медведя, а не меня. Может, слезть да спросить, что там по дороге дальше?

— Сейчас спущусь. Меня Суной звать…

По-другому я назвалась специально. И мне знакомо, потому как на бабушкино «Шини» похоже, и по имени не узнаешь.

— Я из Гифары от тётки иду, — вывернула наизнанку старую историю.

Пока говорила, сняла с сука свой мешок и стала спускаться. Повисла на нижней ветке на руках, выбрав место поровнее, куда спрыгнуть… Разжала пальцы — и оказалась в объятьях Тиваля. Правда, тот сразу же отпустил меня, отступив в сторону.

— Ух ты, девушка, и совсем молоденькая! Куда ж тебя в лес одну понесло? Хорошо, что я тебя встретил, а не кто ещё… Ладно, как патрульный помогу тебе добраться до людей. Куда тебе надо?

Я открыла рот и заморгала. А я — знаю? Ближайшее место с известным названием — Марен-Кар. Но по разуму это фиг знает где… И что сказать?

— Ой, а у вас рукав сильно порвался! — ляпнула вместо ответа, воспользовавшись первой пришедшей в голову отговоркой. — Давайте зашью, я умею!

— Ну, давай. Вон там лощина с сухостоем, пока шить будешь, пожарю пару куропаток, которых с утра подстрелил. Позавтракаешь со мной, Суна?

Гнедой конь спокойно шёл за хозяином в поводу. А я искоса разглядывала Тиваля. Высокий, плечистый, по виду заметно старше меня — лет двадцати пяти, а, может, и больше. Угадать точно сложно, потому что лицо решительное, обветренное. Волосы чёрные, перехвачены кожаным ремешком, глаза серые. Одежда — кожаная куртка с перевязью через плечо, кожаные же штаны и сапоги выше колена. За плечами — лук, на поясе меч. К седлу коня приторочена скатка.

— Ко мне, кстати, на «ты» можешь. Я господин не велик. — Аккуратно стянул расползшуюся по шву куртку, оставшись в полотняной рубахе, и протянул мне. На загорелой шее мелькнул неровный белый шрам.