Римский орел - Александр Мазин Страница 32

Если не считать обычных для приречного луга ночных звуков, вокруг царила тишина. Вандальский лагерь, расположившийся на высокой береговой круче, спал. Черепанов отчетливо видел темные холмики: вандалов, завернувшихся в такие же шкуры, подложивших под головы седла, крепко спящих после длинного трудного дня. Еще он знал, что оружие у каждого из них под рукой и крепкий сон крепок лишь до первого подозрительного звука. Все они – воины. А воин, который не умеет спать чутко, рискует заснуть навсегда. Но сейчас все они спали, кроме часового, который… Черепанов присмотрелся внимательнее и скорее догадался, чем сообразил,– сидящий около угасшего костра часовой не бодрствует. И не спит. Он мертв.

В ответ на вопросительный знак Черепанова Плавт коротко кивнул и сделал быстрый короткий жест: пошли быстрее.

Идея была понятна: внизу – вандальская лодка. Четырех рук вполне достаточно, чтобы направлять ее вниз по течению.

Но вряд ли Дидогал настолько беспечен, что оставил свой «корабль» без охраны…

Да, так и оказалось. Когда они вышли на край берегового откоса, то сразу заметили темный силуэт лодки, застывший в нескольких шагах от песчаного берега. Черепанов, который превосходно видел в темноте, сумел разглядеть на палубе двоих. Похоже, спящих.

На лодке было темно и тихо. Зато на берегу имелся бодрствующий караульный. Он стоял, опираясь на копье, и глядел в сторону речки. Рядом слабо алели угли костра. Со стороны реки огонь был не виден, заслоненный корпусом лодки, но песчаный берег угли освещали неплохо. И караульщик наверняка вовремя заметил бы опасность, если бы смотрел в нужную сторону. Но, неизвестно почему, сторож-вандал глядел туда, откуда ничего не угрожало. Может, задумался. Или услышал подозрительный звук. Но в любом случае часовому не стоило отворачиваться. Особенно когда с косогора бесшумными тенями соскользнули Черепанов с Гонорием.

«Я сделаю» – знаком показал Плавт и в одно мгновение оказался за спиной караульщика. Тот был намного выше Гонория, поэтому кентуриону пришлось высоко поднять руку с ножом, чтобы нанести удар. Но сам удар получился безукоризненным. Почти бесшумный и абсолютно смертельный. Кентурион очень ловко подхватил убитого и опустил его на землю, ухитрившись сделать так, что ни щит, ни копье не упали на землю.

Черепанов коснулся плеча римлянина, показал на лодку и поднял два пальца. Плавт кивнул, и оба они осторожно вошли в воду. Довольно холодную – осень все-таки.

В лодке действительно было только двое спящих вандалов, которые через несколько секунд стали мертвыми вандалами.

По поводу этих убийств Черепанов не испытывал ни малейших угрызений – убитые, возникни у них при жизни такая потребность, прикончили бы его самого, глазом не моргнув. В общем, совесть Геннадия была спокойна. И все-таки еще пару месяцев назад подполковник не стал бы их убивать. Оглушил бы и оставил на песочке. Но тут был другой мир. Геннадий осознал это еще тогда, когда они с Лехой развлечения ради обследовали деревянную крепость на холме. И Леха рассказал историю про мужика, которого единственного за всю историю фашистского рейха выгнали из концлагеря. Которого отторгла система, когда он въехал, для чего все устроено. Выкинула из себя. То есть, как предположил Леха, если весь этот мир – гигантский испытательный стенд для пары заблудших космонавтов, то разберись они, ради чего их тестируют, – и сразу окажутся дома. Это была гипотеза. Не глупее прочих. А базовые предпосылки ее были очень даже толковыми. Это другой мир, с законами и основами, отличными от законов и основ Российской Федерации начала двадцать первого века. И испытуемым, командиру корабля подполковнику Черепанову и космонавту-исследователю Алексею Коршунову, следовало принять эти чужие законы. Потому что в противном случае этот вполне реальный и по-своему сбалансированный мир сам отторг бы чужаков. И (в этом Геннадий был уверен) не обратно – в начало третьего тысячелетия, а совсем в другое место, откуда возвращаются крайне редко и то лишь в виде бесплотных призраков. Да (и Черепанов это знал), существовали ситуации, когда следовало отказаться от привычной морали, этики и норм поведения и принять те условия игры, которые предлагала ситуация. И главная проблема здесь не только в том, чтобы научиться выживать на войне. Этому как раз можно научить очень многих. Проблема в том, чтобы, оказавшись вне войны, дома, в центре Москвы, среди родных и близких, не притащить войну с собой. Вернувшись из своего южноамериканского вояжа, Черепанов сумел справиться с этой проблемой. Но попутно узнал, что очень немногие из его современников, побывавших там, где другие правила, сумели избавиться от войны внутри. Вот тогда Геннадий всерьез заинтересовался этим вопросом. И историей войн. А также психологией тех, кто в этих войнах участвовал. И выяснил много интересного. Например, что для средневековых рыцарей-феодалов подобной проблемы вовсе не существовало. Вернее, они решали ее просто: вот мой дом, мои близкие, моя земля.

А вот весь остальной мир – и «кто не спрятался, я не виноват!». Иными словами, внутри каждого человека живет несколько разных личностей, сформированных жизненными обстоятельствами. И личности эти поочередно вылезают наружу, чтобы справляться с жизненными трудностями. Словно обученные псы: этот – охотничий, этот – санки возить, а этот – наркотики искать или глотки рвать. Сам же человек, их законный хозяин, должен тщательно следить, чтобы конкретный пес вылезал из будки исключительно в нужное время. Это была игра, которую Геннадий вел сам с собой. Увлекательная игра. Рискованная. Но подполковник считал, что может себе позволить любые «шизофренические» игры, поскольку психика у него была – железобетонная. Он готов был дать подписку, что физически не способен «поехать крышей». И полсотни лучших в стране врачей и психологов поставили бы под его подписью свои закорючки. Тем не менее, когда требовалось «сменить правила игры», подполковник Черепанов «спускал с поводка» соответствующую личность, и эта личность решала возникшие проблемы. А сам ее хозяин стоял в сторонке и наблюдал. Спокойно и сосредоточенно. Готовый в любой момент «перехватить управление».

Поэтому, если возникала необходимость убивать, Черепанов убивал. Но если была возможность не убивать, подполковник ее использовал.

В данном случае – передоверив «зачистку территории» своему другу Гонорию Плавту, для которого отправлять вражеских солдат в лучший мир было так же естественно, как помочиться с горки.

Избавив вандалов от лишних вещей, кентурион по очереди перекинул их через борт – в руки Геннадия, который предал тела неторопливому течению реки.

Скрипнул и пополз вверх рей, увлекая за собой тяжелый квадратный парус.

«Черт, – подумал Черепанов, – могут услышать…»

Не услышали. Геннадий полоснул ножом по канатам, закрепленным на берегу, и перемахнул через борт. Темный парус над головой наполнился ветром. Плавт на корме уже взялся за рукоять рулевого весла и уверенно направил лодку прочь от берега. Минута – и береговой откос поглотила темнота, только тусклый свет догорающего костра еще некоторое время служил ориентиром. Пока и его не поглотила ночь.

Побег удался.