Охотницы - Элизабет Мэй Страница 32

Я выскальзываю из бальной залы во время перерыва для освежающих напитков. Деррик все так же сидит на моем плече, когда я спускаюсь по ступеням террасы в сад. Ночь безлунная, темная, а в саду так мало освещения, что я едва не спотыкаюсь о собственные ноги. Туфельки скользят по влажной грязной траве. Я не в первый раз желаю, чтобы леди было дозволено надевать на бал нормальную обувь вместо этого бесполезного недоразумения.

Я обхожу большую лужу и приближаюсь к черному ходу в дом.

— Подожди меня здесь, — говорю я Деррику.

— Хм… — отвечает он, заплетая в косу пряди моих волос. — У меня есть долг. Разве нет? И это кажется мне неправильным.

— Все в порядке, — заверяю я его. — И я ненадолго.

Я ограничиваю себя десятью минутами, до начала следующего танца. Фейри наверняка не смогут найти меня за это время, даже если Деррика со мной не будет.

— Что ж, тогда ладно.

Деррик слетает с моего плеча на деревья и садится, освещая ветви вокруг себя.

Пока он не успел передумать, я толкаю дверь черного хода и шагаю по заднему крылу дома в сторону кабинета. Добравшись до толстой дубовой двери, я глубоко вздыхаю, прежде чем открыть ее.

Гэвин, сидя на кожаной кушетке, поднимает на меня взгляд. Бокал с янтарной жидкостью стоит перед ним на столе красного дерева.

— Входи.

Это уютная комната. Ковер настолько толстый, что мои туфельки ступают неслышно. Я провожу пальцами по детали гобелена на стене, прослеживая стеганые изгибы на вышитом чертополохе. Я не была в этой комнате с тех пор, как умер отец Гэвина.

Кабинет слабо освещен, в нем едва уловимо пахнет древесным дымом и сигарами, которые раньше курил отец Гэвина. Вся мебель сделана из красного дерева и обшита красной кожей. Витражные окна в конце комнаты выходят на сад. Рядом с ними до самого потолка поднимается книжный стеллаж, заполненный старыми книгами о природе, которые коллекционировал его отец.

Светлые волосы Гэвина блестят в свете камина, у которого он сидит. Жилет и перчатки он снял, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты.

Я пытаюсь не смотреть на него. Я никогда не видела его таким… неофициальным. Совершенно неприлично находиться в подобном раздетом состоянии перед незамужней юной леди. Хотя, опять же, нам вообще неприлично оставаться наедине.

— Я ненадолго, — говорю я. — Мне нужно вернуться к следующему танцу.

Он поднимает бокал и осушает его.

— Знаешь, — говорит он, — прошло довольно много времени с тех пор, как я выполнял общественные обязанности, но не припоминаю, чтобы леди носили с собой ручных пикси.

Меня снова поражает напоминание о том, что он Видящий. Я никогда раньше таких не встречала. Деррик рассказывал, что они настолько редки, что он считал их вид вымершим.

— Он не все время меня сопровождает. Слишком неуправляемый.

Гэвин поднимается, раскрывает деревянный шкаф, чтобы достать графин, и наливает себе очередную порцию виски.

— Для такого малыша у него крайне громкий голос. Он чуть не оглушил меня.

— Думаешь, это было громко? — Я смеюсь. — Тогда молись о том, чтобы не услышать его в расстроенном состоянии.

— Что ж, — медленно говорит Гэвин, — по крайней мере я знаю, что делать, если такое случится. Я брошу ему банку меда и побегу со всех ног.

— Нужно попробовать в следующий раз.

Кажется, он довольно неплохо это воспринял. Потом я замечаю, как дрожит его рука с бокалом виски.

— Ты в порядке?

Гэвин залпом осушает бокал и наливает себе еще.

— Пикси меня удивил. Я никогда не видел фейри так близко. Стараюсь держаться на расстоянии.

Он допивает очередной бокал.

Меня беспокоит то, что он наливает себе еще, хотя подобное вполне понятно, учитывая обстоятельства. Гэвин дрожит так сильно, что проливает виски на ковер. И кажется, не замечает этого.

Не в силах вынести подобное зрелище, я отворачиваюсь и снова прослеживаю вышитые линии гобелена.

— А ты… У тебя всегда было Зрение?

— Нет, — тихо говорит он, — не всегда. А у тебя?

Я качаю головой.

— Когда ты узнал?

— Вскоре после прибытия в Оксфорд, — отвечает он. — Я не шучу, когда говорю, что жалею о своем отъезде.

— Что произошло?

Он довольно долго молчит.

— Пневмония, как сказал врач. Во время болезни проявилось мое Зрение. — Он горько смеется. — Я думал, что у меня галлюцинации от лихорадки, но когда я поправился, это не исчезло.

Я отлично знаю, что это означает. Во время болезни Гэвин некоторое время был мертв.

В горах это называют Вторым Зрением, taibhsearachd. Я также слышала, что порой его просто зовут Проклятием. Способность к нему передается по мужской линии и тихо дремлет, пока наконец не проявляет себя — что случается очень редко. Зрение может проснуться, только когда кто-то из них умирает, но возвращается с того света. Деррик рассказал мне, что когда потенциальный Видящий умирает, то он может увидеть другую сторону, за гранью человеческой реальности.

Если его спасают, он становится taibhsear, Видящим. Одним из проклятых. Такого я не пожелала бы и злейшему врагу.

— Никто не сказал мне, что ты болел.

— Никто и не знал. — Я хмурюсь, и он добавляет: — Я не мог писать. Ни тебе, ни Кэтрин, ни матушке. Что бы я сказал? Что вместо обучения половину времени трачу на изучение предрассудков и всякой чепухи, пытаясь выяснить, что со мной не так?

— Но возможно, тебе стоило вернуться домой…

— Да, отличная идея, — говорит он, кривясь в гримасе. — И что я тут нашел? Моя старая подруга одержима пикси, несмотря на довольно тревожащий факт, что фейри убивают людей без малейшего сожаления.

Я отворачиваюсь от гобелена.