Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв Страница 32

– Спрашивай, – кивнул Ратьша.

– А почему ты не возле княжьего терема построился? Или то дело не мое?

– Да нет, секрета нет никакого. Не люблю шум и гам, а его хватает и у терема, и по дороге к нему, то бегут, то скачут, нет, то не по мне. Дома тихо должно быть, – подвел итог Ратьша и пошел проводить меня к порогу.

Я позвал государственного мужа Поспелку, и мы степенно, не сказать «чинно», последовали к княжьим теремам.

– Поспел, мне бы в теремах найти Третьяка, поможешь мне? – Я не приказывал, а спрашивал. Люди, которые привыкли к приказам, надолго запоминают тех, кто просит. Это я могу сказать на основании собственного, пусть и короткого, армейского опыта.

– Не уж. Как дойдем, ступай за мной, я дверь укажу тебе, где его горницы. Стучать мне боязно к нему, он часом сердит на руку бывает. Тебя-то, думаю, не тронет, – утешил меня чиновник по особо мелким поручениям.

– И я думаю, что меня не тронет, – отвечал я, криво ухмыляясь. Поспел солидно покивал головой.

– Наставник, а ты меня к себе не возьмешь в науку? – вдруг выпалил Поспелка.

Я окинул его взглядом. Чиновник по особо мелким даже вздрагивал, так сильно он волновался в ожидании моего ответа. И чтобы решиться на вопрос, мальчишке потребовалось немало мужества. И куда я его возьму? Прибирать в додзе, по старым традициям? Уные есть. Бабам там, как куплю, делать нечего. А этого куда? Да и как его тренировать прикажете? Я с детьми дел не имел, даже нагрузку не рассчитаю, сорву мальцу сердце и всех дел. Но отказывать Поспелу тоже не хотелось. В конце концов, шустрый и ловкий малец при тереме лишним не будет, тут уж куда ни кинь. Посмотрим, что скажет князь. Мудр ты стал, Ферзь, аки змий. Подсыла уже из сопливого мальчишки выдумал сделать. Просто Ришелье.

– А ты каких людей, Поспелка? Закуп или кто? – спросил я.

– Нет, Ферзь, я человек вольный, сын дружинника я. Убили его в лесу, у Медвежьего угла. Мамка раньше померла, больше никого нет. Вот и взяли в терем, – отвечал Поспелка.

– Ну добро, Поспел. Скажешь мне, с кем о тебе поговорить. Но знай, тебя отдельно учить не стану, ты ходи ко мне на занятия, смотри, будут коли вопросы – после занятия подойдешь, когда все уйдут. Хорошо ли?

– Лучше и не выдумать, наставник! – И Поспел собрался бухнуться мне в ноги, но я поймал чиновника за шкирку и поставил на ноги.

– Пол пузом ни перед кем не мети, Поспел. Никогда. Разве перед Богом, – сухо сказал я. Большой я человек стал, однако. Советы вот даю людишкам. Да что там – «советы»! Жизненные устои велю менять, нет, мелко меня не кроши… Дожил. Заведу вот гарем еще для солидности, стану бабью́ рацеи вычитывать и конспекты вести принужу.

– Понял, наставник, – еле слышно ответил государственный человек Поспелка.

Осчастливил человека. Только что он делать будет, если врач мой прав был? Осталось-то всего ничего, а уных брать собрался. Да и то – не сидеть же, дожидаясь смерти, в «черной»? С тоски удавишься, не дождавшись. Ладно, чему быть, того не миновать, посмотрим, может, поспею уным хоть часть передать учения Тайра. Приживется на русской земле его наука, хоть у них и свой бой есть, а и мои уроки не помешают. Думаю, что и старик одобрил бы мою задумку. Я высмотрел место потише, свернул туда, присел на траву и закурил. Поспелка сесть не отважился, но на всякий случай махал на дым руками.

– Ты чего, Поспелка? – спросил я.

– Да как чего! Поп говорил намедни, что видел на улице человека, который дым ртом пускал, аки дракон. Напугались все! Говорит, дым тот ядовитый и душевредный. Что и рядом-то стоять опасно!

– Вот тут поп прав. И ядовитый, и душевредный, но если на улице, то тебе не опасно, так что руками не маши, люди смотрят.

– Да я и так не боюсь, – пробубнил Поспелка и покраснел. Но руками махать перестал, даже заложил их за спину и встал ко мне ближе. Оно понятно – ну, как осерчает наставник, не возьмет труса в науку?

Бред какой-то получается, воля ваша. Вместо того чтобы смиренно умереть на арене, как, значит, гладиатор и все такое, я тут карьеру делаю. При дворе Ярослава Мудрого. Надо будет мемуары накропать на бересте, угу. Вот археологи порадуются! Дескать, так и так, прибыл сюда числа такого-то, стал достигать власти и богатства. День такой-то: познакомился с говорящей совой, день такой-то – с лешим. И так далее, все по пунктам, с момента доставки, кстати, той же говорящей совой. И вообще, интересно, а где та сова сейчас? И почему не появляется? Хотя – где? В городе? Или людям и ее тоже не видать? С другой стороны, что-то говорило мне, что просто так такие совы не летают, так что еще свидимся, а то и узнаю, кто же та таинственная незнакомка, что ее за мной снарядила? Мысль внезапно скакнула, я по-другому уже посмотрел по сторонам. Как ни крути, а ведь, пожалуй, последние годы остались русским относительной воли. Да, были и князья, и бояре нарочитые, немало было уже властителей, но не было еще ни крепостных, ни заводских, не было еще широкой торговли людьми и не меняли еще крестьян на борзых собак. Воля еще была. Какая-никакая, но воля. И мне снова повезло: угоди я во времена иные, могли бы и поспрошать, чей я беглый. Да спросили бы с душой, с огоньком. А пока нет. Пока еще амнезии поверили. На слово. Не пелась еще на дорогах веселая песня угоняемых на Урал, на заводы, да и просто расселяемых на вывод крестьян со словами: «На Руси давно правды нетути, одна кривдушка ходит по свету». Значит, еще есть тут правда? Хоть тут, за тысячу лет от моего ядовитого, насквозь гнилого времени, – есть?! Похоже, что есть… Что-то больно ты, Ферзь, глубоко полез, не твоего это ума дело. Ать, сыскался печальник за судьбы народные, нос утри сперва. Я утер нос, выплюнул окурок, растер его сапогом, и Поспелка повел меня дальше, к княжьим теремам.

У княжьего терема я остановился, постоял, подумал, собирая мысли, что говорить князю, если он, паче чаяний, меня, ничтожного человечка, принять изволит? А что еще дайме говорить, как не правду? Не себе же на избу я денег прошу, да и вообще не себе. Задумка моя неплохая, и от варягов подальше молодняк учить, да и ото всех тоже. Поспелка уже успел шмыгнуть в палаты, а я остался на дворе, присев на ту же завалинку, на которой меня не так давно нашел, на свою голову, Фарлоф. Мне кивали и кланялись, я кивал в ответ, спокойно покуривая под теплым солнцем. Настрой был теперь какой-то ленивый, чуял я, что не хватает мне нахрапистости. Да и по чести сказать, не привык я к государевой службе, а уж денег просить и вовсе не хотелось. Но, коль скоро я человек княжий, на княжьем важном деле и все такое, то с какого пятерика мне свои деньги тратить, если я даже не знаю, положит ли мне князь какую плату за труды? Нет уж, на лес и плотников постараться надо деньги получить. Знать бы еще, сколько мне леса надо и сколько артель плотников возьмет. Как я помнил из книг, за день артель плотников на Руси рубила церковку-обыденку. Ни много ни мало. Надо думать, что и додзе мое, не такое уж огромное, тоже срубят быстро.

Вышел из хором Поспелка, хмурый и недовольный.

– Что, чиновник, хмур? Не отпустили тебя ко мне? – спросил я.