Танец мертвых девушек - Рэйчел Кейн Страница 32

Но дойти до байкера Амелия не успела. Оливер опередил ее: подхватил раненого и резким движением с сухим щелчком сломал ему шею.

Тело с глухим стуком упало на ковер. Борясь с подступающей тошнотой, Клер уткнулась лицом в куртку Хесса.

Когда она снова обернулась, Амелия и Оливер стояли, сверля друг друга глазами.

— Не стоило рисковать. — Он одарил ее медленной, широкой улыбкой. — Он мог убить тебя, Амелия.

— Да. И никто не был заинтересован в этом, правда, Оливер? Как мне повезло, что ты оказался рядом и спас меня.

Ни слова больше, ни жеста, но телохранители окружили ее, и все вместе они вышли, обходя тела или перешагивая через них.

Оливер проводил Амелию взглядом, обернулся и злобно посмотрел на Шейна.

— Твой отец воображает, что его действия останутся безнаказанными. Очень печально для тебя... Посадите этих двоих туда, где им и надлежит быть, — в клетки.

Байкера и Шейна подняли с колен и потащили за занавески. Клер метнулась следом, но Гретхен была начеку — схватила и снова зажала ей рот. Вздрогнув от боли, когда ей заломили руку за спину, Клер почувствовала, что плачет и не может дышать, потому что рот зажат, а нос моментально заложило.

Ева не плакала. Она пристально смотрела на Оливера и не двинулась с места, даже когда Хесс отпустил ее.

— Что с ними будет? — с неестественным спокойствием спросила она.

— Ты знаешь законы.

— Это немыслимо. Шейн тут совершенно ни при чем!

Оливер покачал головой.

— Не собираюсь обсуждать с тобой свои решения. Мэр? Вы подпишете бумаги? В смысле, когда перестанете трястись от страха.

Мистер Моррелл все время битвы просидел, скорчившись, за погребальной урной; теперь он поднялся, красный и взбешенный.

— Конечно подпишу! До чего же наглые сволочи! Нанести удар сюда? Угрожать...

— Да, очень драматично, — перебил его Оливер. — Бумаги.

— Я привел с собой нотариуса. Все будет оформлено по закону.

Почувствовав, что у Клер почти не осталось воли к борьбе, Гретхен отпустила ее.

— По закону? — задыхаясь, спросила Клер. — Но ведь даже не было расследования! И где суд присяжных?

— Присяжные были, — мягко объяснил ей детектив Хесс. — Тоже вампиры. Так здесь работает закон, который распространяется и на людей. Если вампиру предъявлено обвинение в убийстве человека, люди будут решать, жить ему или умереть.

— Вот только вампирам никогда не предъявляют никаких обвинений. — Ева выглядела такой холодной и бледной, что сама могла сойти за вампира. — И не предъявят. Не стоит обманываться, Джо. Правосудие здесь жестко соблюдается только в отношении людей. — Она бросила взгляд на мертвых парней, лежащих у входа в зал. — Что, перетрусили, Оливер?

— Не надо льстить им — они не имели ни малейшего шанса на успех. — Оливер перевел взгляд на Ганса. — Мне девушки больше не нужны.

— Постойте! Я хочу поговорить с Шейном! — воскликнула Клер.

Гретхен подталкивала ее к выходу. Что оставалось? Или идти, или рухнуть на окровавленные тела.

Клер пошла; Ева следом за ней.

Сморгнув слезы, Клер сердито вытерла лицо, высморкалась и попыталась обдумать, что делать дальше.

«Отец Шейна. Отец Шейна спасет его».

Вот только мертвые парни, через которых она перешагнула, наглядно демонстрировали, что попытка спасения уже имела место и не увенчалась успехом. Да и мистера Коллинза здесь нет. Шейна схватили, а он сбежал. Может, ему вообще плевать. Может, всем плевать, кроме нее.

— Успокойся. — Детектив Хесс подошел к ней и взял под локоть. — Время еще есть. По закону осужденных должны на две ночи выставить на площади на всеобщее обозрение, чтобы все могли их увидеть. Они будут в клетках, для собственной безопасности. Конечно, это не «Риц», но, по крайней мере, друзья Брендона не разорвут их на части.

— Как... — Горло Клер перехватило, она откашлялась и предприняла новую попытку: — Как это произойдет?

Хесс похлопал ее по руке. Он выглядел усталым, обеспокоенным и мрачным.

— Тебя здесь не будет, так что лучше не думай об этом. Ты можешь поговорить с ним, если хочешь. Они уже сидят в клетках в центре парка.

— Оливер велел увезти девушек, — послышался сзади голос Гретхен.

Хесс пожал плечами:

— Ну, он же не сказал когда.

Парк Основателя выглядел как огромный круг с ведущими к центру дорожками, похожими на спицы колеса.

И в центре его стояли две клетки, достаточно высокие, чтобы человек мог выпрямиться, но недостаточно широкие, чтобы он мог растянуться на полу. Шейну придется спать сидя — если он сможет спать — или съежившись в позе эмбриона.

Когда появились Клер и Ева, он сидел, согнув колени и положив голову на руки. Байкер вопил и тряс прутья клетки, но Шейн был спокоен.

— Шейн! — Клер почти пролетела оставшееся расстояние, вцепилась в прутья решетки, втиснула между ними лицо. — Шейн!

Он поднял на нее взгляд. Глаза красные, но без слез. По крайней мере, сейчас. Ухитрившись переместиться в тесной клетке таким образом, чтобы оказаться ближе к ней, он протянул между прутьями руку и погладил ее по щеке — по той, по которой Клер ударил Оливер. Неужели она все еще красная?

— Мне очень жаль, — сказал Шейн. — Мой папа... Я должен был пойти за ними, не позволить ему сделать это. Должен был попытаться остановить его, Клер, должен был...

Она снова молча заплакала, он стал вытирать ей слезы дрожащей рукой.

— Ты же ничего не сделал? В смысле, Брендону?

— Я терпеть не мог этого сукина сына, но не причинил ему никакого вреда и, конечно, не убивал. Когда я там оказался, все уже было кончено. — Шейн засмеялся, явно через силу. — Просто такая уж моя удача. Хотел быть героем, а стал злодеем.

— Твой папа...

— Папа вытащит нас. Не волнуйся, Клер. Все будет хорошо.

Однако по его тону чувствовалось, что он не верит в это. Кусая губы, она старалась сдержать новую волну рыданий и, повернув голову, поцеловала его ладонь.

— Эй! — Он прижался к прутьям, глядя сквозь них. — Я всегда считал, что ты классная девчонка, но это уже чересчур.

Она попыталась засмеяться. Шейн криво улыбнулся:

— Я подумываю взять над тобой опеку. По крайней мере, тогда у меня никаких неприятностей не будет, что бы я ни сделал.

Клер наклонилась и поцеловала Шейна. Его губы были прежними — мягкими, теплыми, влажны ми; больше всего ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно.