В пасти новой войны - Виктор Поляков Страница 32

Клинья врезались в стену и пробили её в нескольких местах. Задние ряды в местах, где команды кеннатров запоздали и не успели быть исполнены, бросили ставшие теперь уже не нужными щиты и попытались выпрямить строй, осозновая, что в противном случае их участь очень скоро будет предрешена. И им бы удалось выполнить это, если бы вторая волна недеров не усилила давление и не углубила бреши. Рагот отлично понимал, что менее часа спустя от его гвардии не останется ничего, кроме него и его свиты, если срочно не предпринять что-либо, способное преломить ход сражения. В первый раз за долгие годы он почувствовал свою беспомощность. Единственный выход – отдать приказ об атаке правому флангу, но тогда, если противник введёт в бой дополнительные силы, случится катастрофа. Ещё помогла бы магия, но тут он не властен.

– Нас осталось менее половины. Соотношение один к десяти и оно продолжает расти, хотя мы делаем все, что можем. Скоро метатели уже ничем не смогут нам помочь и тогда нас уничтожат, – голос стража тысячи, докладывающего первому стражу о положении его солдат, даже не дрогнул.

Килдар и сам видел, что положение его стражей плавно перетекало в угрожающее. Двадцать хранительниц стояли рядом, закутавшись в свои плащи так, словно им было холодно. Изредка они переговаривались между собой. Они не вмешаются, пока не наступит решающий момент. Так думал Килдар, но оказался не прав. Почти в то же самое мгновение он вздрогнул от донёсшегося до него шёпота.

«Хи эш». В руках хранительниц возникло их оружие, в большинстве своём мечи, но он заметил даже секиру, смотревшуюся нелепо в руках хрупкой девушки в зелёном плаще. Их камни засияли ярче, осветив призрачным багровым светом находящихся недалеко, и их свет отразился от лезвий каждой мориты. Задние ряды стражей расступились, пропуская хранительниц вперёд, и снова сомкнулись. Некоторое время он ещё видел багровые отблески, излучаемые камнями наг, но скоро и они скрылись из виду. Спустя пять минут, откуда-то спереди раздался торжествующий боевой клич серой стражи и строй, дрогнув, шаг за шагом двинулся вперёд, отвоёвывая утерянные позиции. Килдар так и не понял, почему стражи, пятившиеся до этого по его приказу назад, сделали это.

– Хана эх! – заключительные слова заклинания прозвучали подобно раскату грозы, и небо осветилось ярким светом, как будто в небе вспыхнуло солнце. Три золотых шара ринулись вниз. Два врезались в наступающих недеров в центре, а третий взорвался около пролома. Троекратно содрогнулась земля, в небо взвились тонны камней, пыли и кусков плоти. В большом радиусе от мест их падения не осталось ничего живого, а ударная волна опрокидывала и калечила остальных. Вой ужаса и боли тысяч глоток прорезал окружающее пространство. Наступающие дрогнули, и, казалось, наступил перелом в битве, но недеры, вопреки здравому смыслу с удесятерённой яростью накинулись на оборонявшихся.

Почти сразу же соединения Торгала и Миерида натянули поводья и очень быстро двинулись в место стыка стражей и центра.

Киттары замолкли, экономя заряды – алгар Корн не видел смысла стрелять по разрозненным кучкам недеров, оставшихся после взрывов, а остальные враги были в опасной близости от людей.

Метатели опустили своё грозное оружие и сели на землю. Стрельба больше не могла продолжаться. Существовал предел человеческих возможностей.

Небо заволокло тучами, как будто сама погода ждала, пока метатели закончат стрельбу. Начал накрапывать противный, моросящий дождь, усиливаясь с каждой минутой. В воздухе прогремел новый боевой клич недеров, в котором ярость смешалась с неизбежностью смерти.

Сиана содрогнулась. Вспомнились строки из «Песни героев», которую она услышала во время последней войны с керганатом. Таверна около самых стен, по которым уже пошли трещины, и простые люди, среди которых она видела в основном подростков и уже почти стариков. Они стояли недалеко от стены, прячась под своеобразным навесом.

Нестерпимо палило солнце, а эти хмурые люди, пришедшие умереть, стояли и смотрели, как трещины, сначала малозаметные, а потом становившиеся все больше и больше, змеились по стене, которая была последним препятствием на пути тридцать второй стаи кергана Нуэля ат Туха. Двести тысяч его воинов бесновались под стенами в ожидании момента, когда они смогут войти в город Турех. Сам керган жаждал этого не меньше – если бы он взял город, то его войска смогли бы беспрепятственно выйти на плодородные равнины провинции Матаэл и тем самым закончить покорение юга империи, добавив к, и без того обширным владениям керганата, огромную площадь. Двенадцать недель его отборная стая «повелители пустыни» раз за разом бросалась на стены непокорного города, оставив под ними уже половину своих солдат. Нуэль ат Тух поклялся уничтожить всех защитников города, и был как никогда близок к своей цели в тот день шесть тысяч двести девяносто девятого года эры Предначертаний. День, вписанный в летопись империи как один из наиболее кровавых и как ставший переломным в истории этой войны.

Когда немногочисленные защитники стен начали покидать их, Сиана и услышала песню, впоследствии ставшую для неё одним из подвигов во имя долга.

«Пробираясь сквозь грязь дороги,

Уходя от пути домой,

Натирая в кровь свои ноги,

Мы ведём жизни боль за собой…»

Тиэри вились где-то далеко вверху, ожидая сигнала, чтобы спуститься на землю и унести прочь от опасности тех, кому они служат. Зная, что она и те немногие из хранительниц, стоявших рядом, должны будут покинуть город в критический момент, Сиана засомневалась, что сможет выполнить приказ. Сомнение родилось в ней, едва она услышала первые строки, и когда доспехи передали ей настрой людей, исполняющих эту песню. Передали без приказа, без просьбы, просто потому, что не могли сопротивляться тому накалу чувств, что бушевали рядом. А может быть потому, что посчитали нужным сделать это – природу нитей до конца не мог понять никто из живущих.

«…Пусть в тумане стираются лица,

Дождь и снег вымывают следы,

Но стучащие в груди звуки сердца

Пропечатаны в книге судьбы.

По себе мы справим поминки,

И отправимся к смерти навстречу.

Сеча, крики, ужас – в картинки

Я в душе своей увековечу…»

Нестройный хор голосов, который, казалось, слушал весь город, изредка прерывался монотонными ударами тарана о стены и звуком падающих фрагментов стены, создавая фон, который навсегда запечатлелся в сознании хранительницы. Ей стало невыносимо больно за то, что мир оказался так несправедлив к ним, и она уже не сомневалась, а знала точно, что не покинет их, даже если ей придётся умереть. Умереть с честью, стоя плечом к плечу с людьми, которые пожелали погибнуть с оружием в руках, глядя в лицо врагу.

Они не просили пощады, зная, что её не будет, не пытались найти укрытие. Эти простые ремесленники, рабочие, торговцы и даже нищие хотели защитить свой город и свои семьи.

«…И пускай никто и не вспомнит

Об ушедших из нашего строя,

Вопреки всему им стоит

Дать посмертное имя героев!»