Игра на понижение - Михаил Луговой Страница 32

– Ключ на старт!

Никаких ключей на современных пультах не имелось, но команда, изобретенная на заре космонавтики, и сейчас имела то же самое значение: включение автоматики запуска. На экране побежали к нулю цифры обратного отсчета. В наушниках затараторило несколько голосов:

– Протяжка один пошла!

– Мощность реактора предварительная!

– Разогрев на режиме!

– Есть пуск рабочего тела!

Девять тысяч тонн лунного парома задрожали мелкой дрожью. Адская топка термоядерного котла выделяла энергию в виде СВЧ-излучения. Малая ее часть использовалась на плавление квазиполимера. При обычной температуре напоминая густой гель, он распадался, выделяя миллионы литров водорода. Резко возрастающее давление гнало газ в каналы двигателей, где он попадал в лучи лазеров разогрева, приобретая температуру в две тысячи градусов. Будь в каналах и дюзах воздух, взрыв разрушил бы корабль на старте, но двигатель несколько часов промывался сначала углекислотой, потом парами азота, и следов кислорода там не осталось. Иное дело снаружи. Раскаленный водородный поток в газоотводном лотке смешивается с атмосферным воздухом, и над котлованом встает огромный, в три раза выше корабля огненный факел. Водород горит почти бесцветным пламенем, только ближе к краям переходящим в голубой цвет. Хорошо, что паром повернут к этому буйству пламени огнеупорным брюхом, способным выдержать любой нагрев.

– Дренаж! На режиме!

– Протяжка два пошла!

И, наконец:

– Земля – борт!

Там, снаружи, огромные фермы стартовых конструкций по намертво вделанным в бетон стартового стола рельсам откатываются назад. Набирают приличную скорость, на ходу окутываясь белым облаком пены, спасающей их от буйства температур. С этого момента запуск остановить уже нельзя. Даже если выключить двигатели, махина парома просто завалится в газоотвод.

– Есть полная мощность!

Газовый факел достигает предельной высоты, потом начинает уменьшаться. Точнее, это макушка пришедшего в движение корабля всплывает вверх.

– Подтверждаю отрыв!

Голос командира подчеркнуто сух. Радоваться можно будет после выхода на орбиту, а сейчас самая тяжелая часть полета: паром протискивается через плотные слои атмосферы, и рев работающих на пределе двигателей, терпимый внутри корпуса, снаружи способен убить любое живое существо, оказавшееся неподалеку. Пока масса корабля еще максимальна, а выбрасываемый из дюз водород не успевает сгорать целиком. Возле поверхности желательно выбросить его как можно меньше, чтобы избежать появления взрывоопасных концентраций. Это значит, что скорость истечения и температура истекающего газа близки к предельным, а объем, наоборот, минимален. Трех тонн раскаленного водорода в секунду едва хватает для того, чтобы уносить выделяющееся в стартовых лазерах тепло, и те сейчас работают в самом нагруженном режиме.

Термоядерные реакторы, водород в качестве рабочего тела и, главное, квазиполимер, дающий возможность упаковать огромное количество этого газа в сравнительно небольшом объеме, позволяют взлетать с Земли одноступенчатым кораблям практически любого размера. Но взлетная масса парома ограничена девятью тысячами тонн. При бо́льших размерах акустические нагрузки на среду становятся недопустимыми. Но больше и не нужно: к Луне паром тащит пятьсот тонн полезного груза, имея на борту достаточное количество рабочего тела для возвращения.

– Тридцать секунд, полет нормальный! – слышится голос диспетчера. – Разворот по вращению!

– Принято, – коротко откликается командир.

Паром заметно наклоняется к юго-востоку, ложась на азимут стрельбы и опираясь плоским брюхом на пока еще плотный воздух.

– Есть ноль девяносто пять! – докладывает Евгений, следящий за скоростью.

– Квитирую. Двигатель во второй режим!

Рев двигателей немного стихает. Одновременно ослабевает и так небольшая перегрузка. Скорость парома стабилизируется на уровне чуть ниже скорости звука. В таком режиме корабль чуть более чем за две минуты преодолевает сотню километров до берега моря, понемногу набирая высоту. Полторы тонны горячего водорода, ежесекундно выбрасываемые из его сопел, повисают вдоль траектории длинной огненной змеей. Две с половиной тысячи тонн перегретого водяного пара, попадающие при этом в атмосферу, быстро охлаждаются и выпадают на землю еще довольно горячим дождем. Двадцать лет регулярных запусков привели к тому, что «шестьдесят кипящих миль» азимута стрельбы до самого морского берега даже на снимках из космоса имеют совершенно отличный от окружающей местности цвет.

– К переходу на плазму готов, – напоминает командиру второй пилот, не слыша на этот счет прямого приказа.

Командир не отвечает.

– Подтверждаю пересечение береговой черты, – в голосе диспетчера чувствуется напряжение. Красный огонек на контрольной панели в такт его словам меняется на желтый, показывая, что наземные службы перешли на лазерную связь с бортом через орбитальный ретранслятор. – Доложите о готовности перейти в третий режим!

Танвир продолжает молчать.

– Командир…! – прорезается в наушниках голос Поля.

Оператору двигательных установок лучше других заметно, что температура стартовых лазеров дошла до предела. Тысяча шестьсот килограммов в секунду на максимальной скорости истечения – слишком мало для охлаждения. Второй режим – неизбежная уступка «зеленым», требующим, чтобы основная траектория разгона проходила над водной гладью. Он же самый тяжелый в смысле нагрузки на двигатель. Еще полминуты, и лазеры выйдут из строя, после чего падение корабля в Коралловое море неизбежно.

– Двигатель в третий режим, – наконец слышится голос командира.

Вздоха облегчения на командной частоте не слышно – его заглушает смена режима работы. Визгливый рев сменяется басовитым гулом. Скорость истечения рабочего тела падает больше чем в два раза, до двадцати одного километра в секунду, зато секундный расход увеличивается до семи тонн, и температура лазеров начинает постепенно уменьшаться.

У второго пилота свои заботы. На этой скорости атмосфера еще слишком плотная, и нагрузки на рулевые поверхности для корабля их массы уже запредельны. Поэтому аэродинамические рули ставятся в нейтральное положение, и включаются эмиттеры, окутывающие корабль плазменной рубашкой. Потоком плазмы можно управлять магнитными полями, создавая любую требуемую аэродинамику. Правда, плазма рассеивает радиоволны, и на Земле паром разом теряют из вида радиолокаторы. Но оптические станции продолжают видеть его набирающую высоту громаду, а связь с Землей обеспечивается направленным лазерным передатчиком через геостационарный спутник. Если в поле видимости находится Луна, то контакт устанавливается и с космодромом базы «Армстронг», но сейчас Луны не видно.

– Земля, подтверждаю, переход на третий режим произведен!

В пассажирском отсеке слышится дружное «ух!». Все пассажиры, конечно, знают о перегрузках, кое-кто даже тренировался на центрифуге, но в реальном полете это ощущается совсем по-иному. В этот дружный выдох пристально вслушивается бортпроводник. До выхода на орбиту и отсечки двигателя еще шесть или семь минут. До этого она не сможет выйти из амортизатора и оказать помощь, если это кому-то потребуется. Правда, жалкие два с половиной «же» да еще и с амортизацией любой здоровый человек перенесет без малейших последствий, но с увеличением пассажиропотока Земля – Космос контроль за здоровьем пассажиров серьезно просел, и бывали неожиданности.