Семь ключей от зазеркалья - Ольга Куно Страница 32

…Суд. Пустая формальность: всё уже решено. Я ушла в себя, молчу, не пытаюсь спорить, тихонько раскачиваюсь на стуле к неудовольствию охранника, и лишь на пару мгновений поднимаю взгляд, когда зачитывают приговор…

…Тюрьма. Уже совсем другая, удалённая, для тех, кого списали со счетов. Здесь нет законов, нет правил и нет снисхождения. Стража развлекается так, как может. Если узников выводят из подземных камер и заставляют подняться по старым, истёртым ступеням на первый этаж, значит, будут развлекаться. Крики обычно становится слышно заранее. Сегодня я якобы в чём-то провинилась. Под спиной — жёсткий каменный пол, я лежу, пытаясь сгруппироваться, схватившись руками за голову, выставив локти перед лицом. В поле зрения то и дело попадают чужие ноги, обутые в грязные сапоги с тяжёлой подошвой. Удар приходит за ударом. Стоит повернуться, прикрывая побитый бок, как я вынужденно раскрываюсь другой стороной, и следующий пинок приходится туда. Кровь течёт изо рта и и из носа, по щеке и подбородку, на полу и одежде остаются пятна. Чего-чего, а следов своих развлечений здесь не боятся.

В теле — дикая боль, на грани терпимости, а быть может, уже и за гранью. На губах — солёный вкус крови. В душе — ненависть, такая, что, кажется, вот-вот разорвёт на части без помощи моих мучителей. Это чувство становится ещё сильнее, когда действо заканчивается, и мне приказывают самостоятельно вернуться в камеру. Сначала я могу только ползти, потом неимоверным усилием воли заставляю себя подняться и медленно, хватаясь за всё вокруг, иногда всё-таки падая и снова вставая, идти на подземный этаж, так ни разу и не получив даже самой малой помощи. Ненависть смешивается с унижением, превращаясь в страшную гремучую смесь. Здесь ещё не поняли, что, как хорошо от магии ни защищайся, я всё равно могу оказаться опасной…

…Совсем небольшая камера. Кровать, от которой всего пара шагов до решетки. Ведро для нечистот, источающее отвратительный запах. Но куда более отвратительно осознание, кто к этому запаху я уже привыкла. Равно как и к своей разорванной одежде, и перемазанному засохшей кровью телу: возможности как следует отмыться здесь, конечно же, не предоставляли. Окна отсутствуют. Зеркала, по понятной причине, тоже. Я сижу на полу, просто потому, что уже устала сидеть на кровати. Альтернатив немного. Можно не сесть, а лечь. Можно встать и походить по комнате. Но места так мало, что после четырёх-пяти шагов приходилось повторять прежний маршрут.

Сейчас я смотрю вверх и вижу потолок и голые стены. Я знаю, что никогда отсюда не выйду. Столько лет, сколько мне отпущено, я проведу здесь, в этой крохотной комнатке, с этими стенами, этой кроватью и этим ведром. Недели, месяцы, годы. В мире, превратившемся для меня в одну точку. Паника захлёстывает меня волнами, мешает дышать, и кажется, что я вот-вот умру, потому что не сумею глотнуть воздуха. Перед глазами всё плывёт, потолок словно опускается ниже, или это стены сближаются? Ведь существуют камеры, где неугодных узников уничтожают именно таким способом? Но нет, моя камера — самая обычная. Я понимаю это, когда меня чуть-чуть отпускает. Всего лишь жестокая игра моей собственной психики. Похоже, я схожу с ума. Здесь, в крохотной одиночной клетушке без окон, много ли пройдёт времени прежде, чем я окончательно потеряю рассудок?..

Гилберт дёрнулся, странно, неестественно мотнув головой. Ментальная связь прервалась. Тяжело дыша, с трясущимися руками, он опустил взгляд на колкую серебристую траву. Потом снова посмотрел на меня и открыл было рот, собираясь что-то сказать. Но вдруг схватился за сердце, беззвучно пошевелил губами и, закатив глаза, рухнул к моим ногам.

Решётчатая клетка исчезла в один момент, канули в небытие многочисленные зеркала. Всё, что было создано магической силой лежавшего на земле человека. Я присела на корточки, приложила пальцы к шее рядом с трахеей. Пульс не прощупывался. Неудивительно: произошедшие вокруг изменения говорили сами за себя. Гилберт умер, и его волшба, не закреплённая должным образом, покинула мир вместе с ним.

Следуя древнему человеческому обычаю, я закрыла ему глаза. Затем вновь сосредоточила внимание на шее, движимая теперь совсем другим интересом. Ничего, похожего на цепочку или шнурок, заметно не было. Я аккуратно расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Сомнений не оставалось: ключа нет. Поморщившись (не самое это приятное занятие — обыскивать покойных), я проверила карманы. Провела рукой над телом, прислушиваясь к колебаниям энергии. Хранители всегда держали ключ при себе. Иначе, без тесного контакта, артефакт постепенно утратил бы силу. Не сразу, конечно, скорее, за несколько недель, а то и месяцев. Но правила строго гласили: пока хранитель жив, он не должен расставаться с ключом. Увы, в данном случае мне не повезло.

Поднявшись на ноги, я щёлкнула пальцами, создавая непосредственно под телом мага воздушные носилки. Аккуратно пошевелила руками, и они взмыли в воздух. Дальше они медленно плыли передо мной, в то время как я продвигалась к выходу. В самом конце, добравшись до прямоугольной двери, я и осторожно придержала тело и уложила Гилберта на полу в комнате, которую по-прежнему можно было назвать зеркальной.