Проклятое золото храмовников - Валерий Елманов Страница 31

Правда, до этого с ним успело приключиться одно происшествие. Пока он подбирал нужную мелодию, дверь в каморке на постоялом дворе, где он жил, внезапно отворилась и Чарли увидел стоящую в проеме маленькую девочку. Та точно так же как и те мыши, завороженно смотрела на юношу, медленно раскачиваясь в такт мелодии. Кстати, судя по одежде и мутновато-туманным глазам, до того, как ее услышать, она спала. Продолжая раскачиваться в такт мелодии, она направилась к Чарли, остановившись перед ним.

А спустя несколько секунд в коридоре раздался новый шлеп-шлеп и в открытую настежь дверь вошел второй ребенок, мальчик лет восьми. Еще через пару минут перед юношей собралось четверо детей в возрасте примерно от шести до девяти лет. Одинаковые мутновато-заспанные глаза, смотрящие куда-то вдаль, одинаковые движения… Чарли стало жутко и он прекратил игру, но те очнулись не сразу – пришли в себя минут через пять, не раньше. Впрочем, в конечном итоге это ночное происшествие последствий не имело – ну, встали дети одновременно со своих постелей среди ночи, ну, разбрелись, однако вернулись же обратно по своим комнатам, включая хозяйскую дочку.

Прошло три года… Теперь он был одет в щегольский камзол, как правило, зеленого цвета, и с гордостью представлялся как непревзойденный крысолов Чарльз де Каули.

И вот как-то раз, когда он находился в Германии, его обманули. Нет, недоплаты случались и раньше – то отдадут обговоренную плату порченными монетами, то исхитрятся обжулить как-то иначе, но столь нахально, как в Гамельне, с ним не поступали ни в одном городе. Магистрат, пользуясь тем, что договоренность была устной, сделал вид, что Чарльз ослышался и речь во время заключения устного договора между ним и магистратом шла не о сотне золотых флоринов, или, как их называли в Германии, гульденов, а о… гротах. Да еще пошутили, что куда лучше иметь тысячу двести лилий, нежели сотню [20]. И тщетно крысолов доказывал, что правда на его стороне, ибо он не мог ошибиться, последний год всегда называя заказчикам одну и ту же цену, причем во флоринах. Жирные надменные бюргеры даже слышать его не пожелали, поставив жесткий ультиматум: либо он забирает гроты, либо пусть катится из города подобру-поздорову.

И тогда жажда проучить бессовестный городской магистрат столь сильно воспылала в его сердце, что Чарльз вспомнил про особую мелодию, которую зарекся играть, не подумав, к чему может привести его затея.

Как водится, на самом интересном месте повествование резко прервалось – Каули захрипел и ухватился за горло, явно задыхаясь от приступа удушья…

Глава 12. Очевидное – невероятное

Друзья как по команде уставились на Изабеллу, прижимающую к сердцу некий зеленоватый флакон и явно пребывающую в растерянности.

– Просит чего-то, – осторожно подсказал ей Улан, тронув ее за локоть.

– И ручонку, судя по всему, тянет к вашей чекушке, – добавил Сангре. – Может, стоит налить стопарик страждущему, а?

– Вы оба ничего не понимаете, – хрипло выдавила Изабелла. – Это такое питье… Я уже давала ему один раз. Вторая доза просто убьет его.

– Сразу?

– Через час, от силы через два он уйдет из жизни.

Петр философски заметил:

– Если он действительно, вольно или невольно, но приложил руку к смерти такого количества детей, то жизнь для него и есть самая сильная кара, так что лучше дать ему возможность договорить и…

Изабелла внимательно посмотрела на него.

– Кабальеро всегда так жесток?

– Не я – жизнь, – хмуро возразил Сангре. – А если рука не поднимается, давайте кто-то из нас его напоит. Нам бы только дозу нужную отмерить.

Изабелла упрямо мотнула головой и… вынула пробку из флакона. Из глаз девушки ручейками текли слезы, но рука с флаконом, поднесенная ко рту умирающего, была на удивление твердой и практически не дрожала.

Стоило Каули сделать глоток, как его бледное безжизненное лицо порозовело и он с жадностью сделал второй глоток, третий и, облегченно вздохнув, продолжил свой рассказ.

– У нас в Англии есть хорошая поговорка, которую я тогда забыл, – грустно усмехнулся он. – На русинском она звучит так: недостаточное знание опасно. Но тогда я не понимал, насколько опасно, а узнал слишком поздно, когда изменить что-либо было не в моей власти…

…Для начала следовало все подготовить, и обманутый крысолов исчез из города, так и не приняв кошелька с сотней турноз. Знал бы магистрат, что задумал Каули, прежде чем через пару недель заявиться обратно в Гамельне, он бы выплатил все до последней золотой монеты и прибавил столько же сверху, а то и втрое. Но отцы города были настроены непреклонно. Когда Чарльз вновь потребовал свои флорины, они, обозвав его глухой английской свиньей, чуть ли не вытолкали взашей из ратуши. И тогда Каули приступил к исполнению своего замысла…

То туманное утро 26 июня 1284 года навсегда осталось не только в памяти жителей города. Оно отчетливо запечатлелось и в мозгу самого Чарльза. Вначале это был его триумф. Собранные со всего Гамельна напевной мелодией его дудки дети послушно шли за ним. Кому-то едва-едва исполнилось пять лет, кому-то больше, но старше девяти не было ни одного. Никогда ему не забыть, как радостно улыбалась красивая смугленькая девочка лет шести, идущая впереди и в отличие от многих своих сверстниц, смотревшая не куда-то вдаль, а на самого Каули. А может, ему так казалось.

Слушавшему музыканта Петру почему-то припомнился еще один кусочек из той же поэмы:

И словно цыплята на голос хозяйки,

Детей повалили веселые стайки.

Все девчонки, все мальчишки,

Белокурые трусишки,

Ясноглазые плутишки,

В пляс пошли гурьбою тесной

Вслед за музыкой чудесной! [21]

Цитировать его он не стал – еще чего, но живое воображение мгновенно нарисовало соответствующую картинку триумфального шествия дудочника. И как он ведет их к горе Коппен, где Чарльз рассчитывал продержать их пару-тройку дней в одной из пещер. И как он облегченно вздыхает, оставив позади самый опасный участок пути – болотистую котловину, стиснутую отвесными скалами и имевшую единственный вход через узкое ущелье.

Котловина носила зловещее название Чертова дыра и славилась на всю округу своей непроходимой трясиной. Жители деревни, расположенной поблизости, настелили через нее гать, ставшую единственным проходом к горе. И хотя Каули предусмотрительно натянул прочные веревочные ограждения по краям гати, у него оставались опасения, что кто-то из детей случайно свалится с нее. Но все обошлось и Чарльз облегченно вздохнул. Теперь можно и расслабиться, ибо оставалась сущая ерунда – повернуть влево, пройдя вдоль болотного берега не более двух сотен футов и все – далее вход в пещеру. В ней Каули и собирался оставить всех на пару дней, пока их отцы и матери не образумят магистрат, заставив выплатить крысолову положенное.