Семь крестов - Николай Прокошев Страница 31

– Да пока толком ничего не видел. Зачем я здесь?

– Как раз затем, чтобы все увидеть. Я хочу, чтобы ты узнал, как жили твои предки. Возможно, начнешь смотреть на мир другими глазами. Поживешь, познакомишься с их обычаями – глядишь, что-то и поймешь.

– А какой это год? – Пес наблюдал за тем, как лунная дорожка покачивается на морской глади.

– Тысяча сто пятьдесят девятый. Орден еще не создан. Эти земли живут дикими нравами. Скажу сразу, чтобы вернуться обратно, тебе предстоит многое осознать. – Пруссу показалось, что фраза, произнесенная невидимкой, была насквозь пронизана грустью. – Ты колебался, вступать ли на службу к рыцарям? В этих лесах ты найдешь ответы на многие вопросы. А быть может, захочешь остаться навсегда.

– Ну уж нет. У меня свадьба на носу, зачем мне оставаться? Что здесь может быть такого полезного? Спасибо, что дал мне возможность повидаться с родней. Хорошие люди. Я их почти полюбил и, если бы верил в Бога, обязательно за них помолился.

– В прежней Пруссии каждый был просто обязан верить в Бога, и не в одного. Их – целый пантеон. Как у древних греков или римлян. – Пес не мог понять, серьезно настроен Бэзил или опять издевается. – Впрочем, к твоему рождению церковь известными путями сократила количество божеств на этих землях до одного. Суть, правда, не изменилась.

– Так что же я все-таки должен уяснить? Что вера в Бога, наоборот, закрепощает человека в угоду какой-то горстке слепых приверженцев, которые доят его как корову и обращаются с ним как с собакой? Так я это давно уже понял, потому и отверг церковь.

– А как ты собираешься идти к рыцарям? Это же в первую очередь духовный орден.

– Да не смеши ты меня: у каждого белого плаща по три жены и пять детей. Их сундуки ломятся от золота и серебра, они гуляют на пирах не хуже, чем наемники, да к тому же гробят людей, – опустившись на трухлявый ствол поваленного дерева, Гектор вспомнил, кто повинен в смерти его родителей. – И где же здесь Бог? Иерусалим сейчас чей? То-то же! Если Господь и был, то давно их покинул за то, что они сами отвернулись от него. И обрести его вновь у братьев уже не получится. Вывод один – для тевтонов Бога нет.

– Но ты согласен, что вера окрыляет? Многим она придает силы и бодрость духа.

– Согласен, только я не уверен насчет той истории, когда известный нам сын плотника оживил мертвеца и сам вознесся из пещеры, да еще и мать потом забрал к себе. А верить я могу и в любовь, если мне необходимо взлететь. Зачем мне Бог, что он может для меня сделать? Я сам все делаю без Божьей помощи. А если он и есть, то меня это мало трогает.

– Как же можно отвергать Бога? Ты не забыл, что с такими взглядами можно угодить прямиком в ад? – На этой фразе Гектор услышал ироничный смех Бэзила. – Только приняв Христа как единого Спасителя, возможно, но не факт, ты попадешь в Рай. Пожертвования позволят немного склонить весы фортуны в твою пользу.

– Еще мне очень нравятся подаяния церкви, чтобы твои родные поменьше томились в чистилище. Кстати, давно хотел спросить, а почему я собираю «кресты»? – Пес почувствовал усталость и заторопился обратно в свой новый дом.

– Все твое время и пространство, хочешь ты того или нет, вращаются вокруг этого примитивного символа. Куда ни плюнь, везде две перекрещенные линии. Я уже и сам привык не меньше твоего. А что, кольцо или, например, квадрат лучше бы смотрелись на твоих руках?

Всю последующую неделю Пес помогал обретенному отцу управляться на пасеке – доставать и обрабатывать соты. Он учился ставить рыбацкие сети, боронить землю на низкорослых, но очень крепких прусских лошадках и даже точить оружие. Гектор с удивлением для себя отметил, что Трудевут лично принимает участие во всей сельскохозяйственной жизни общины.

В Пруссии пятнадцатого века дворяне приезжали на свои угодья лишь затем, чтобы проследить, как отрабатывается барщина, и всыпать пару плетей лентяям. Но его новый отец относился к своим крестьянам как к равным. Король просто ими руководил в пользу всей общины, а не ради собственной выгоды.

За все время, что Гектор прожил в Бронтекамме, он ни разу не услышал ни малейшей жалобы со стороны пруссов незнатного происхождения. И это притом, что они с Трудевутом во время соколиной охоты объехали почти все остальные подворья своей волости.

Некоторые поселения отличались друг от друга из-за их местоположения. Дома в поселках, отстроенных на болотистой местности, ставили предварительно на сваи, на которые следом укладывали фундамент из бревен. С улыбкой Пес наблюдал за тем, как жители удят рыбу, находясь прямо на порогах своих жилищ.

В любом месте, где бы они ни были, к отцу Прокса относились с нескрываемым почтением. Люди могли идти за ним хоть в морскую пучину, хоть под землю. И это было неудивительно – человеческим отношением к труженикам он давно уже расположил их к себе.

Другое дело, что постоянное запугивание неграмотных простолюдинов жрецами все-таки нашло свое отражение в их покорных сердцах, и те жить не могли без ежедневных молитв и подношений Перкуно, Потримпо и Патолло. На самые верхние ветки самых высоких деревьев все время были привязаны несколько поясов с большим количеством узелков, означавших степень уважения богам.

Поняв, что бороться с подобной заразой бесполезно, Трудевут оставил эту затею. За долгие годы правления жрецов у людей настолько утвердилась вера в их безграничную власть, дарованную богами, что, попробуй ее отнять, последствия могли стать самыми печальными. Поэтому под давлением сложившихся обычаев королю Самбии волей-неволей приходилось иногда посещать языческие обряды в главном городище. Иначе от него отказались бы собственные крестьяне.

Наконец, через неделю после появления Пса в Бронтекамме Трудевут взял его с собой в соседнюю волость Иезекамприс, чтобы память сына восстановилась как можно лучше. Там намечалась громкая свадьба и требовалось присутствие господина. Взяв с собой Прокса, Крукше и еще одного дружинника, король отправился на юго-восток в столицу волости. Впервые за время своего пребывания у предков Гектор выехал на открытую безлесную местность.

Иезекамприс располагался на двух возвышенностях. Первая, что была пониже, представляла собой городские укрепления. Вокруг насыпали высокий заградительный вал, заставлявший путника преодолеть его, прежде чем подойти к откидному мосту, ведущему в город. Поэтому закидать в случае чего неприятеля дротиками или обстрелять из луков сложностей не вызывало.

Вся земля была сплошь залита засохшей кровью и усеяна рытвинами, как будто здесь что-то закапывали. Само поселение окружал тройной частокол, наклоненный под углом в сторону противника. Столица волости насчитывала двадцать пять дворов, но сами дома имели бóльшие размерые, чем в Бронтекамме. Если в личном поместье Трудевута в каждом доме обитало только по одной семье, то тут существовали совсем другие устои.

Семьям в Иезекамприсе прислуживали рабы, и мужчины могли иметь сколь угодно жен. Трудевут всегда любил только свою ненаглядную Скало и, как мог, старался убедить остальных поступать так же. В Бронтекамме и окрестных подворьях народ слушался короля и многоженства там не допускали.