Страшные истории для девочек Уайльд - Эллис Нир Страница 31

– Ты меня раскусил. На самом деле я призрак испанского щеголя, который умер в злачном опиумном притоне пару сотен лет назад.

Эдгар повел Изолу в свою комнату, и в разговоре повисла короткая пауза – словно щель между зубами. Изола решила чуть-чуть приоткрыть завесу правды – немножко, чтобы Эдгар сумел ее принять, не став вторым Джеймсом Соммервеллом.

– Моя мама… Она болеет из-за меня.

– Что? – удивился Эдгар.

– Ну, болезнь уже зрела в ней, но исподволь, незаметно. Когда я родилась, то… заразила ее снова.

«Ребенок-паразит, – подумала Изола. – Нужно было мне растаять, чтобы мама осталась здоровой».

– Ты – не болезнь, Изола Уайльд!

Эдгар словно прочел ее мысли. Возможно, брекеты улавливали потоки сознания?

Комната Эдгара напоминала художественную мастерскую. Там пахло красками и углем, мелками и глиной. На стенах висели плакаты: огромные анимешные роботы из восьмидесятых, вооруженные герои и их грудастые подружки из легендарных космоопер. Книжный шкаф был набит эпической фантастикой, дешевыми ужастиками и разными изданиями серии о Гарри Поттере, потрепанными из-за многократного перечитывания. На полу валялись драные джинсы всех оттенков черного.

Эдгар с Изолой занесли на обуви в комнату грязь со двора, и Изола представила, как весной сквозь ковер прорастут травинки и лесные цветы.

Эдгар сбросил ботинки и провел ладонью по ране, которая уже затягивалась, превращаясь в рубец.

– Знаешь, – язвительно сказала Изола, – я ожидала, что твоя нога позеленеет и отвалится.

Эдгар покраснел.

– Прости, что заставил тебя ее зашивать. Когда мама пошла на очередное УЗИ, папа помог мне прошмыгнуть в соседний кабинет, где меня ждала врач. Мне потребовались уколы антибиотиков, но доктор сказала, что я прекрасно справился. Все спрашивала, умею ли я вышивать крестиком. – Он скривился и прикрыл рану штаниной, но Изола успела заметить татуировку на его обнаженной щиколотке и наклонилась посмотреть поближе: фигуристая русалка с морскими звездами на сосках, сидящая на валуне выступающей косточки.

– Ух ты, – указала на рисунок Изола, – потрясающе.

– Потрясающе уродливо, – недовольно насупился Эдгар. – Скоро сойдет.

– Не хочу тебя расстраивать, – вздохнула Изола, – но мылом ее не смоешь.

– Как насчет терки? – Эдгар ухмыльнулся, перехватив испуганный взгляд Изолы. – Да не волнуйся, она не настоящая. Просто рисунок. Я напился, и мой друг Пип убедил меня потренироваться. Вот, погляди. – Он закатал джинсы до колен. Над русалкой на коже темнели звездолет, кельтский крест, тигр, египетский анх и осьминог, всасывающий мачту пиратского корабля.

– Ух ты! Все сам нарисовал? – Изола присмотрелась к присоске на щупальце осьминога, разглядела усы на хищной тигриной морде. – Ты отлично рисуешь. Правда, просто блеск!

– Спасибо. – Эдгар повел плечами, словно сбрасывая с них тяжелую ношу похвалы. – Пока ты здесь, хотел показать тебе кое-что еще. – Он открыл ноутбук и несколько раз кликнул мышью. – Знаешь, что Оскар Уайльд написал стихотворение о своей сестре Изоле? Называется «Да покоится с миром», читала?

Изола покачала головой, и Эдгар начал читать с экрана вслух:

Ступай легко – она под снегом

Теперь лежит

И, маргаритковым побегам

Внимая, спит.

Коса поблекла золотая,

Ржа в волосах,

Краса и молодость былая

Отныне прах.

Как лилия была ты белой,

Снегам под стать,

И женщиной едва ль успела

Себя сознать.

Тяжелой гробовой плитою

Сдавило грудь,

Один я сердце беспокою,

Твой пройден путь.

Покойся с миром! Лирой или

Сонетом я

Тебя не трону – там, в могиле,

Вся жизнь моя [4].

Изола уставилась в будущее и голосом, словно прорывающимся из-под толщи воды, произнесла:

– Наверное, я его уже слышала, но не помню где.

Она подошла к опасно наклонившейся Пизанской башне блокнотов рядом с незаправленной кроватью Эдгара и без спроса открыла верхний, случайно оставив на первой странице угольный отпечаток пальца. Рисунки Эдгара оказались такими же детальными и красивыми, как и временные татуировки. Листы блокнота пестрели апокалиптическими городами, имперскими всадниками и выгоревшими солнцами. Гладиаторы с оленьими рогами. Странные блондинки в стеклянных платьях.

Внимание Изолы привлек карандашный набросок дикарки в пуленепробиваемом нижнем белье, сидящей на шишковатой голове дракона.

– Руслана, – улыбнулась Изола.

– Что?

– Ничего. – Она постучала пальцем по рисунку. – Нравится мне ее наряд. Кого-то она мне напоминает…

– Блудницу?

– Кого-кого?

– Вавилонскую блудницу. – Эдгар как попало разложил по кровати подушки и принялся складывать в стопку полузаконченные картины, чтобы придать комнате видимость чистоты. – Из Библии. Пип мне о ней рассказал. Люблю такое безумие.

– Тогда тебе точно понравятся сказки Лилео Пардье, – заметила Изола, проводя кончиком пальца по злобной усмешке «блудницы».

Неожиданно дверь спальни открылась и вошла миссис Ллевеллин, держа под мышкой какую-то гремящую коробку. Эдгар и Изола выпрямили спины, а Изола поспешно закрыла блокнот, словно их поймали на горячем.

– Привет-привет, – ласково промурлыкала Цветок Лотоса, улыбаясь Изоле.

Изола опустила голову, не в силах избавиться от ощущения, что между нею и Эдгаром протянулась какая-то интимная паутина, которая лопнула при шорохе двери по ковру.

– Ты всегда забываешь, – прошептала миссис Ллевеллин, ставя коробку перед сыном. Эдгар покраснел и пробормотал в ответ что-то неразборчивое. Его мама вздохнула и так же шепотом добавила: – И не надо стесняться.

Когда миссис Ллевеллин ушла, Изола с интересом заглянула в коробку и едва не вздрогнула, увидев ее содержимое.

Таблетки. Упаковки, пузырьки и коробочки, и на всех ярлыках – имя Эдгара. Сам он уже поспешно выдавливал пилюли из блистеров, глотал их и запивал водой из стакана, опасно покачивающегося на палетке акварельных красок. Он молчал, а Изола ни о чем его не спрашивала, погрузившись в воспоминания об ужасном прошлом, когда мама принимала двойные дозы лекарств: перестук вытряхиваемых из пузырьков пилюль эхом доносился до спальни Изолы, шкафчик в ванной был забит до отказа, а мама тайком совала все новые и новые таблетки под язык.

Наконец Эдгар принял последнюю пилюлю. Посмотрел на Изолу и нахмурил брови, все еще румяный от стыда. Одним глотком допил воду и быстро сказал, подавляя отрыжку: