Долина Граумарк. Темные времена - Штефан Руссбюльт Страница 31

— А вы знаете? — спросила Сенета, хотя ответ, казалось, был очевиден.

— Нет, этого я не знаю, но я не стал бы спрашивать у слепого, поведет ли он меня. Так почему я должен доверять священникам, которые знают о воле господа не больше моего? Но хуже всего то, что они пытаются скрыть свою неуверенность, заставляя других людей жить в страхе и угрожая убить всех тех, кто не верит их словам.

Дорн знал людей подобного сорта, и теперь вот Нарек утверждает, что является одним из них. Они встречались на задних дворах или в отдаленных переулках и говорили со всяким, кто готов был слушать. Они произносили громкие речи, подбадривали людей или же подстрекали их изменить хоть что-то, но как только из-за угла показывался регорианин, они исчезали, словно заяц в своей норе, когда в небе над ним появлялся гриф. Эти люди любили произносить громкие речи, если у них находились слушатели, но изо всех сил старались избегать конфликтов. Нарек был чересчур самоуверен и слишком требователен для апостола справедливости. Им руководили и другие мотивы, в этом Дорн был уверен.

— Ты говоришь громкие фразы, кричишь об изменениях, но почему ты считаешь, что прав, а все остальные ошибаются?

— Глухого не отравить словами, парализованного не сломить пытками, а тот, кто не способен видеть, никогда не ослепнет. Слова священников говорят мне, что они — истинные слепцы. Ими руководит ненависть ко всем, кто мыслит не так, как они, кто отказывается плясать под их дудку. Если такова воля Регора, чтобы жрецы от его имени творили такую несправедливость среди людей, то мне становится интересно, почему мы должны прославлять такого бога, вместо того чтобы просто бояться его. Бьющая меня рука не превратит меня в раба. Я сам это сделаю, поблагодарив за побои. И сейчас настало время решать, хотим ли мы быть свободными людьми или являемся лишь рабами веры.

Судя по всему, это была не первая речь Нарека и вряд ли последняя. Хранители веры, как называли себя подобные люди, все были людьми, умевшими обходиться со словами. Однако это не означало, что их убеждения ошибочны. Внове были только эти призывы к действию. Раньше вожаки довольствовались лишь тем, чтобы побудить других задуматься, просветить по поводу мира, но все их проповеди были далеки от практики — не говоря уже о серьезном сопротивлении.

— Почему сейчас, почему здесь? — спросил Дорн, который всегда умел обходиться малым количеством слов и, несмотря на это, всегда попадать в яблочко.

Слепые глаза Нарека повернулись к Дорну и нашли его на удивление быстро.

— Потому что кто-то открыл нам глаза. После многих лет мучений наши голоса наконец-то услышала потерянная душа и набралась достаточно смелости, чтобы восстать против этих эгоистичных священников. Искра справедливости упала на хворост ига.

Дорн устало нахмурился.

— Слушай, ты можешь говорить нормально, проповедник подзаборный, чтобы тебя понимали простые люди? — накинулся он на Нарека. — Неудивительно, что вашей искре потребовались годы, чтобы вспыхнуть. Ты можешь просто рассказать нам о том, что произошло?

— Простите, я забыл, с кем говорю, — извинился Нарек. — В ваших кругах больше привыкли к грубым речам.

Сжав руку в кулак, Дорн подошел к Нареку.

— Единственное, что сейчас будет кружить, это мой кулак.

Сенета удержала его, и тот с готовностью пошел на попытку примирения.

— Дорн, он слепой, — напомнила она ему.

— Лучше бы он был немым, — проворчал тот. — Рассказывай уже, что произошло?

Нарек не заставил себя долго упрашивать и поспешил поведать историю своего успеха:

— Священники послали регориан арестовать молодую волшебницу и привести на допрос. Говорят, она навлекла на себя подозрение из-за того, что у нее оказались языческие символы. Но вместо того, чтобы сдаться палачам и отправиться на пытки, она воспротивилась аресту. Произошло сражение, закончившееся тем, что двое тяжелораненых регориан остались лежать на земле, а один умер. Волшебнице хитростью удалось бежать.

Сенета взволнованно дернула Дорна за рукав плаща, молодые спутники Нарека тоже, казалось, пытались что-то сказать ему.

— Это невероятно! — нарочито громко воскликнул Дорн, чтобы это прозвучало правдоподобно. — И это сделала одна волшебница?

— Да, с помощью своего ученика или слуги, — подтвердил Нарек. — Ему она тоже спасла жизнь. Регориане не останавливаются, если сталкиваются со слабыми и беззащитными людьми.

— Значит, он может считать, что ему повезло, раз у него оказалась такая мужественная и крепкая наставница, — проревел Дорн и нанес удар.

Сенета не смогла его удержать, да и сторонники Нарека только и могли, что стоять и смотреть, как рухнул на пол их наставник.

Когда Нарек пришел в себя четверть часа спустя, на лице у Дорна читалось разочарование. Бывало, наемник наносил удары и получше и получал в ответ больше благодарности. Вместо этого все присутствующие лишь огорчились из-за его грубого поведения. Они периодически пытались привести в чувство упавшего человека, а остальные тем временем принимались упрекать Дорна или бросать на него презрительные взгляды.

— Это действительно вы? — простонал Нарек, придя в себя.

— Если под «вы» ты имеешь в виду нас, то да, — обиженным голосом ответил ему Дорн.

— Мне говорили, что вы покинули город. Готов на коленях благодарить Регора за то, что это не так. Я молился, чтобы он привел меня к вам.

— Значит, он слушает твои молитвы больше, чем мои, — фыркнул Дорн.

Сторонники Нарека помогли ему снова встать на ноги. Сломанный нос, разбитые губы и вся та кровь, что стекала по его подбородку и пропитывала толстую холщовую ткань его плаща, казалось, совершенно не заботит его. Дорн никогда прежде не видел человека, который бы так радовался тому, что его побили.

— Вы должны пойти с нами. В этом городе так много людей, которым нужно ваше одобрение. Если я расскажу им, как несправедливо поступили с вами, а затем они послушают, как вы защищались от регориан, они последуют вашему примеру. Они толпами выйдут на улицы, чтобы освободиться от ига веры. Прошу вас, идемте со мной.

Сенета беспомощно поглядела на Дорна. В ее глазах он прочел, что девушка борется с собой. То, о чем рассказал Нарек, не было тайной за семью печатями. Регориане были бичом человеческим. Вере не поклонялись, ее навязывали силой. Слишком много несправедливости натворили они, чтобы ее можно было простить. Образ того, каким на самом деле должен был быть господь, утешителем, спасителем, дающим надежду, был уничтожен, и на его место пришел бог, которого нужно было только бояться.