Дети Ирия. Ладомира - Ольга Крючкова Страница 31

Трюд с недоверием воззрилась на вёльфу.

— Очень надеюсь, что твои слова искренни!

Аудульф, обеспокоенный отсутствием жены, оставил поминальный пир, и отправился на её поиски. К тому же вожаку не терпелось увидеть своего младшего сына Гуннульфа, которого он обожал.

Не успели Трюд и Астрид покинуть комнату, как вошёл вожак. Он смерил взором взволнованных соплеменниц, затем заметил распластавшуюся на полу няньку. Метнулся к пустой люльке.

— Гуннульф! — возопил вожак и схватился за нож-сакс [47], висевший на поясе.

— Расправу совершишь позже! — остановила его Трюд. — Прежде нужно вернуть сына!

— Я отвлеку Льётольфа! — пообещала вёльфа. — Боюсь, что у него есть немало приверженцев. Его надо застать врасплох!

— Льётольф!!! Его рук дело?! — в ярости возопил вожак. И тотчас догадался, обратившись к Астрид: — А ты помогала предателю? Что он пообещал тебе?

Астрид потупила очи долу.

— Я искренне раскаиваюсь, что поддалась влиянию Льётольфа. Надеюсь, что вымолю прощение у Фенрира.

— Прежде — вымоли у меня! — отрезал вожак.

* * *

Волхв Любомир жил отшельником в глубине леса в трёх верстах от древнего капища. Когда-то к нему за прорицанием обращался сам князь Радомир и воевода Колот. В былые времена жрецы Велегоша всегда приглашали Любомира на все празднества. Правда, в последние лет десять волхв занемог, годы брали своё. Потому своего лесного пристанища он почти не покидал. Однако местные охотники не забывали снабжать старого волхва дичью.

Накануне Любомир спал плохо, постоянно просыпался. И только волхв заснул перед рассветом, как сквозь сон послышался ему детский плач. Старик поднялся со своего ложа, накинул на плечи шерстяной плащ, подбитый лисьим мехом — кости в последнее время болели, поясница не разгибалась. Он вышел из тёплой землянки на свежий воздух — детский плач усилился. Волхв пошёл на его звук, исходивший от святилища Триглава, расположенного недалеко от землянки.

Перед взором волхва открылось святилище в утренней дымке, старик обошёл вкруг него… и снова услыхал детский плач.

— Из святилища доносится… — решил Любомир и не ошибся.

Войдя в каменный круг святилища, он поклонился древнему изваянию Триглава. За ним стояли идолы Руевита, Радегаста, Сварога, Стрибога, Святовита.

Подслеповатыми глазами волхв заметил на алтарном камне какой-то шевелящийся комок, подошёл к нему и пригляделся — это был трёхмесячный волчонок.

— Великие боги! Волчонок! — удивился волхв. — Неужто ты детским плачем меня привлёк? К чему бы это?.. — терялся он в догадках.

Любомир огляделся: неужто нечистая сила или сам древний забытый Чернобог с ним шутки шутит? Однако святилище окутала звенящая тишина.

Волхв снова взглянул на алтарь, где ещё мгновение назад сидел волчонок и…вскрикнул и отшатнулся.

— Ребёнок! Человеческое дитя!!! — возопил он страхом и недоумением. — Откуда ты взялся? А где же волчонок?..

На камне лежал крошечный обнажённый мальчик…

Волхв нагнулся и подхватил его, обернув в плащ. Младенец причмокнул, засунул в рот палец и начал сосать его, словно соску.

— Голодный… Ладно, идём домой… Покормлю тебя остатками вечернего козьего молока…

Волхв держал летом козу в отдельном загоне под навесом, а зимой — прямо в землянке.

Не успел Любомир покинуть святилище, как из леса вышли два волка — зрелый крупный самец с рваным правым ухом и молодая сука. Они приблизились к волхву и легли на землю. Тот застыл перед хищниками, прижимая ребёнка к груди. Однако волки не проявляли агрессии.

— Что вам нужно? — дрожащим голосом спросил волхв, понимая, если хищники нападут — он не сможет противостоять им.

В ответ самец поднялся с земли и почти вплотную приблизился к волхву. Старик закрыл глаза, вознеся молитву Триглаву, дабы тот отправил его в Ирий. Волк спокойно стоял перед волхвом, затем носом уткнулся в грудь человека — ребёнок, завёрнутый в плащ, запищал.

— Ты пришёл за младенцем?.. — догадался волхв, и страх его перед хищником исчез. Волк кивнул в ответ. — Но… зачем тебе дитя? — недоумевал Любомир. — В лесу полно дичи…

Но волк не отступал.

— Боги проклянут меня, если я отдам тебе ребёнка на растерзание… — произнёс волхв.

Теперь волк отступил назад и сел на задние лапы. Весь вид животного говорил: я не причиню зла ребёнку.

Волхв развернул плащ, чтобы взглянуть на дитя и… Его взору предстал волчонок!

Пушистый комочек лежал у него на руках, сладко прижавшись к груди. Волхв невольно ощутил слабость в ногах. Он прекрасно знал сказания о волколаках [48], наполовину людях — наполовину волках, некогда населявших земли бодричей, но сам воочию никогда не встречался с ними. Считалось, что волколаки давно сгинули.

— Так это твой волчонок? — удивился волхв.

Тем временем волк поднялся с земли, встал на задние лапы, так что стал вровень с Любомиром и, сделав шаг вперёд, лизнул его в лицо. Затем отступил и снова сел на землю на прежне место. Молодая волчица же спокойно наблюдала за действиями своего соплеменника, не предпринимая каких-либо действий.

Любомир никогда не слышал о подобном поведении волков и уверился в том, что они не причинят ему зла. Волхв ещё раз взглянул на волчонка — хорошенький мягкий комочек зевнул, обнажив молочные зубки. Затем погладил его по белому лбу между ушами, волчонок издал довольное урчание.

— Волколаки! Древнее племя наполовину людей — наполовину волков! — догадался волхв. И добавил: — Хорошо, иди в свою стаю… — сказал он маленькому волколаку. — Но прежде я дам тебе имя: Белолобый…

Любомир опустил Белолобого на землю. Взрослый волколак тотчас приблизился к нему, схватил зубами за шиворот и скрылся в лесу вместе со своей молодой подругой. Волхв долго смотрел им вслед. Вернувшись в землянку, он не мог заснуть — происшествие навивало размышления.

«Неужели волколаки вернулись? — думал старик. — Но где же они были до сего момента? Где обитали? Как маленький волколак попал на алтарный камень?»

* * *

Сияна добралась до обиталища Любомира, когда солнце уже перевалило далеко за полдень. Любомир сидел перед своим жилищем и жарил на догорающих углях зайца, добытого в лесу одним из здешних охотников.

Ведунья помнила Любомира крепким плотным мужчиной в тёплое время года в расшитой красными шерстяными нитями белой рубахе, подпоясанной поясом с многочисленными оберегами. Зимой же — в тёмно-коричневом плаще на лисьем меху.