Три глаза и шесть рук - Александр Рудазов Страница 31

— Потому что ничего этого тут нет! — категорично заявил Рабан. — Ты уж мне поверь — я же прямо посреди твоих мозгов сижу! Если бы у тебя была хоть какая-нибудь фобия, я бы сразу заметил. А тут нет ничего — отличный разум, целенький. Напутали те ученые умники что-то в своих бумагах…

— Угу. Ладно, замяли. И тут тупик… Придется все-таки искать Краевского — он-то должен что-то знать. Может, Палач уже там… Полечу…

— По-моему, у тебя крылья еще не работают, — услужливо подсказал Рабан. — Извини, я помогал сколько получалось, но уж очень тебя покалечило…

Я на пробу взмахнул крыльями. Махать-то они махали, но как-то неуверенно, безжизненно как-то. Нет, рисковать не стоит. Почему-то мне кажется, что если я сейчас поднимусь в воздух, то тут же и брякнусь. Лучше подождать еще пару часиков, пусть окончательно подживут.

Та-ак, а вот, кажется, и занятие появилось, чтобы я не слишком скучал, пока заживают крылья. Над рельсами замаячил Серый Плащ. Стоял прямо на шпалах и равнодушно созерцал меня сквозь свои стекляшки.

— Скажи-ка, шизофрения, а вот его ты видишь? — впол-голоса поинтересовался я у Рабана.

— Конечно! — подтвердил тот. Я облегченно вздохнул — все-таки не галлюцинация. — Я же все-таки твоими глазами на мир смотрю — вот и вижу. А больше, похоже, его никто не видит.

— Почему? Что он такое?

— А я знаю, что ли? — искренне удивил с я такому вопросу Рабан. — Ровно столько же, сколько и ты, — какой-то странный тип, все время следует за тобой по пятам…

— Может, он тоже энгах? — предположил я. — Исчезать он умеет здорово…

— Ничего подобного, — решительно отверг эту мысль Рабан. — Энгаха я всегда отличу. Да мы и не умеем так быстро ускользать — хоть какое-то время нам нужно. Нет, по-моему, это. как-то связано с твоей прежней жизнью — мы с Волдресом с ним точно не встречались.

— Угу. Короче, все упирается в восстановление памяти — надо срочно вспоминать, кем я был, может, узнаю, как от этого гада отвязаться… А то еще угробит он меня, чего доброго. Слушай, ты же сидишь у меня в мозгах, покопайся там, а? — с интересом предложил я, усаживаясь поудобнее. — Может, отроешь где-нибудь в памяти чего полезное.

— А чем я, по-твоему, все эти годы занимался? Дохлый номер. Все гладко и стерильно, как у новорожденного. Некоторые чародеи, правда, умеют восстанавливать память, но это не ко мне…

— Угу. То есть? — не понял я. — В каком это смысле — чародеи?

— Ну миров в Метавселенной полно, во многих есть чародеи. Или еще кто… — философски заметил Рабан.

— Угу. Ну да, чему тут удивляться? Я уже видел ходячих мертвецов, безумного робота и свое отражение в зеркале. Почему бы и колдунам не существовать?

— Да колдовать-то многие могут, не только волшебники.

— И ты?

— Не, ну я-то нет… Волдрес же энгахом был, а не магом, энгахи только и могут, что из миров переходить. Это я от него перенял, естественно. Раз тыщу, наверное, слышал, как он это делает, но для этого нужно что-то, чтобы звуки издавать. Рот, например.

— У меня есть рот.

— У тебя есть, а у меня-то нет… — вздохнул Рабан. — Я же не могу твоим воспользоваться… хотя погоди-ка… У тебя весьма своеобразная гортань, связки по-другому устроены, дыхательной системы вообще нет… Вряд ли, конечно…

— Ты попробуй, — гостеприимно предложил я. — Что от меня требуется?

— Просто не мешать… — пробормотал Рабан и затих. Я терпеливо ждал. Дождь, тихо моросящий все это время, усилился. Теперь меня по макушке лупил настоящий ливень. Я решил воспользоваться халявной водичкой, лег на спину и раскрыл пасть пошире. К тому же этот душ избавил меня от грязи — до этого я с ног до головы был покрыт собственной кровью. От одежды тоже остались одни воспоминания — полторы штанины и безрукавка, в которую превратился комбинезон. Куда подевался мой любимый плащ, я даже не пытался угадывать.

Как только я напился, вновь повторилось то, что произошло тогда на полянке, — я обмочился. Я стыдливо отвернулся, от души надеясь, что если я этого не увижу, то и Рабан тоже. Штаны у меня и так были мокрыми, а теперь промокли еще сильнее — снять их я, разумеется, не успел. Впрочем, какая разница? Если ощущение вкуса у меня все-таки появилось, то осязание так и осталось в зачаточном состоянии, так что мне все равно.

— Нет, не получается, — наконец сообщил Рабан. — Извини, не могу я тебя контролировать! Даже чуть-чуть…

— Ну меня это и не огорчает… А ты точно уверен, что в твоем мире мне смогут вернуть память?

— В моем родном? Вот это вряд ли! Мой мир беден на волшебников — их там ненамного больше, чем здесь. Но ведь есть и другие миры — их тьма-тьмущая! При желании можно найти все что угодно.

— Это радует… — задумчиво кивнул я. — Говоришь, чтобы путешествовать, тебе нужно сказать волшебное слово?

— Это не совсем слово… но да, правильно. Однако я же не могу его сказать!

— Угу. Только я вот чего не понимаю — почему же тогда я тебя слышу, если ты не можешь говорить? И не надо мне врать про телепатию и прочую хренотень — я тебя ушами слышу, как будто из наушников.

— Правильно! — довольно согласился Рабан. — Это потому, что я подключился прямо к твоему слуховому нерву! Я же сказал — телепатический центр у тебя неразвит. Ну просто совсем никудышный. Я пытался его построить, но так ничего и не вышло — во сне еще кое-как, а наяву,… Вот и пришлось прямо к нерву — слух у тебя, наоборот, отличный. Ты не волнуйся, — кроме тебя, меня никто не услышит.

— Угу. Но если я тебя слышу… значит, ты говоришь.

— Да нет!…

— Подожди, — остановил я его, — кому вообще нужно слышать это волшебное слово? Почему его обязательно произносить вслух? Я услышу. Ты тоже неглухой… Больше никто не услышит, но его бы и так больше никто не услышал!

— Ты меня запутал… — недоуменно пробурчал Рабан. — Чепуха какая-то…

— Но хуже-то, не будет! Попробуй так — я хоть послушаю, на что это похоже. Заодно проверишь, не забыл ли.

— Я не могу забыть, у меня абсолютная память. У всех керанке абсолютная память. Попробовать, говоришь… попробовать можно, ладно…

Рабан на несколько минут замолчал. Видимо, он все-таки что-то подзабыл. Времени ведь прошло немало… Потом он таки собрался с мыслями и забормотал нараспев довольно странную скороговорку:

— Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Он пропел последнюю «алаассу», и мир вокруг меня начал стремительно меняться. Какое-то мгновение я присутствовал сразу в двух мирах, но потом лес, железнодорожное полотно и неподвижно стоящий поодаль Серый Плащ окончательно растворились, и я очутился в другом мире — посреди голой степи. Я затравленно озирался по сторонам, а в уши мне исступленно вопил Рабан: