Эльфы, топор и все остальное - Евгений Шепельский Страница 31

Разумеется, вывезти в том случае, если столица Фрайтора устоит под атакой арконийских фундаменталистов…

Грэмби рыскал по сторонам мутным взглядом.

— А там точно подушка? — спросил этот испуганный кролик, наверное, в сотый раз.

— Можешь потрогать! И — нет, я на ней не женат.

— Уж поверьте мне на слово! — ввернула Крессинда, поводя могучими плечами. — Я, коли выйду замуж, так это будет справный гном, умный, красивый, заботливый, как… как…

«Как Олник», — хотела она сказать. Боги, тысяча фаллических демонов Веринди, это Олник-то — умный, красивый и заботливый? Воистину, любовь слепа. Хотя… Ума и красоты вручную не добавить, но, возможно, Крессинда со временем приучит Олника к заботливости своей тяжелой рукой?

— Скажи-ка мне, а почему мародеры тебя пожалели?

Грэмби насупился:

— Пожалели они меня, как же! У одного болел зуб, и они отложили смертную расправу, пока я его не вырву.

Мы тащили Грэмби Бэггера под микитки. Крессинда с одной стороны, я — с другой, кое-как помогая (а больше мешая) себе костылем. Старый хрен, несмотря на обещание помочь, мог в любой момент дать стрекача, уж таков был его норов. Даже то, что я спас его от смерти, а его особняк — от разорения, не добавило полукровке признательности, которая часто переходит в отчаянную смелость, мол, гори все огнем: я тебе помогу! Поможет, как же. То есть — поможет, да, с топором над головой. А лучше — с обломком двуручника, приставленным к шее. Попробует сбежать — острый костылит будет обеспечен.

Весил он не более пятидесяти фунтов, а ростом был Крессинде по плечо. Среди гномолюдей тоже встречаются карлики.

— Тяжкая, тяжкая година… — повторял он, пялясь то на яркое солнышко, то на круглый живот Крессинды, то на многочисленные храмы, которые оглашали окрестности звоном колоколов, бил и ревом фанфар.

Я спросил, с чего вдруг такой тарарам — то есть мне было примерно ясно, с чего, но хотелось узнать точнее.

Мэтр вздохнул:

— Молятся о победе. Особые ревнители просят небеса о богоявлении.

— Явлении Чоза?

— Хоть кого-нибудь. У нас тут ужасные дела, Фатик!

Дальнейшие расспросы показали (как, почесывая за облупившимся ухом, написал бы в отчете капитан Керрит), что дела во Фрайторе неуклонно ухудшались с каждым годом. С тех пор, как я оставил этот растленный край, борьба за власть между иерархами церкви, рыцарями Храма Чоза и баронами-землевладельцами обострилась, от чего страдали простые жители, иначе говоря — тот самый, презираемый высшими кастами плебс. Старый сатрап, бывший одновременно магистром ордена Храма, первосвященником Чоза и основным землевладельцем в стране, не имел наследников, но все еще кое-как держал власть в своих руках. Вокруг него крутили дьявольский танец три фракции упырей. Ни одна из фракций пока не решалась выступить в открытую, и, скажем так, отправить сатрапа на покой, подсыпав ему яду, либо случайно привалив деревцем на охоте, как сделал с Треем Закипающий Чайник. Они выжидали.

Мы углубились в бедные кварталы. Происходящее на улицах мне не нравилось. Народ был возбужден, даже — зол, слышались крики, пьяных было слишком много.

Чуть погодя я продолжил расспрос.

Испуганный лекарь отвечал охотно: пользуя сильных мира сего, он хорошо знал о том, что происходит в стране.

Торговля алкоголем под крышей ордена Чоза — это была лишь малая часть непотребств. Идею с Откупными столбами протолкнули высшие иерархи церкви Чоза, они же несколько лет назад придумали устраивать богоугодные дома терпимости, куда за семейные долги забирали девушек. Церковь Чоза была крупнейшим заимодавцем в стране, ведь денег на украшение и возведение новых храмов много не бывает, верно? Почти одновременно, не желая терять прибыли, свои дома терпимости открыли и рыцари… Бароны-землевладельцы, видя общий бардак и слабость власти, нажали на сатрапа и получили возможность закабалять крестьян целыми деревнями: зачем давать земли на откуп, если на этих землях можно использовать труд рабов? Прибыли, главное — прибыли! Больше, больше, еще больше! Страна погрязает в разврате и коррупции, преступники не стесняются обделывать свои дела даже днем? Плевать. Прибыли, главное — прибыли. А боги поймут, чай, засылаем им немалую долю.

Престарелый сатрап не имел воли и сил прекратить эти бесчинства: три фракции, ведшие вокруг него танец, были чрезмерно сильны. Чтобы поддержать свою репутацию хотя бы в столице, он две недели назад приказал изловить и казнить верхушку преступного мира Сэлиджии (обрюзгшие главари давно проживали в открытую, в особняках, так что далеко ходить не пришлось). Да только стало хуже: оставшаяся шантрапа немедленно начала грызню между собой; те, кого доселе сдерживала воля главарей, пустились во все тяжкие; горожане роптали. А тут еще прошел слух, что гильдия придворных магов в полном составе продалась Арконии. Магов схватили и запытали до смерти. Как выяснилось позже — никуда они не продались, но сделанного не воротишь: сатрап одним махом лишил свою армию магической поддержки.

Тут-то и подоспели арконийцы.

Первое сражение Фрайтор проиграл — взаимодействия между войсками трех партий и личной армии сатрапа, разумеется, не было, а номинально поставленный над армиями генерал Трауч — наемник из Мантиохии — мог лишь рассылать гонцов в ставки каждой фракции с нижайшими просьбами, которые, разумеется, игнорировались.

— Йок! — сказала Крессинда.

Сатрап (не забыть спросить Грэмби его имя, странно, я ведь помнил его раньше…), брызжа ядом, велел повесить Трауча на поле Хотта. Как будто это могло отменить простой факт: арконийцы быстрым маршем шли на Сэлиджию.

Сейчас сатрап был в ставке под стенами столицы. С ним его личная армия, набранная из городской стражи и полка дворцовой гвардии, гномы Зеренги и наездники на элефантах из Мармары. Отдельно стояли войска трех фракций: баронского ополчения, рыцарей Храма и церковной гвардии. Они волками смотрели друг на друга и на сатрапа.

Некстати прошел слух, что одна из фракций с потрохами продалась Арконии, следственно, в разгар битвы фрайторская сторона могла получить удар в спину.

Весело… Просто чудесно. Какая, мать ее, прелесть!

У храмовников заправлял мой старый знакомец Аерамин А. О. Фаерано, формально второе лицо в ордене после Великого Магистра — сатрапа, а на самом деле — истинный глава ордена Храма. Церковь Чоза Двурогого представлял архипрелат Кледщ Багдбор, тоже исключительно достойный человек, второе лицо в церкви после сатрапа, тот самый, что выдвинул и пробил идею об Откупных столбах. Лидером баронов-землевладельцев был Саймон Кракелюр по прозвищу «Гадючий сын» — это он первым, как с придыханием сообщил Грэмби, додумался ставить на лоб закабаленному крестьянину клеймо («А чтобы знал, чья он собственность! Какая чудесная находка!»), а беглецам отрезать уши. Номинально над всеми войсками стояла Рондина Рондергаст, бывшая наложница сатрапа, которую он вопреки закону возвел в рыцарское сословие и сделал генералом. Последняя судорога маразматика…