Дни знамений - Катарина Керр Страница 31

– Отчего же, хочу, – возразила Китта, широко ухмыльнувшись, так, что блеснули белые зубы. – Но мне также не хочется видеть твои ссоры с матерью, надоело!

– Благодарение богам, эта женщина мне вовсе не мать!

Китта горестно вздохнула, темное лицо ее опечалилось.

– Ну подумай, она ведь мне почти ровесница! Насколько она старше – на четыре года, на пять? Как же ты можешь ожидать, чтобы я…

– Я от тебя ничего не ожидаю, – Китта вскинула огромную руку, призывая к молчанию. – Кроме одного: чтобы ты не ухудшала и без того плохие дела. Слушай, я прекрасно вижу, что она стремится тебя подавить. Она стремится подавить всех вокруг, разве не так? Но мы сейчас попали в нехороший переплет, застряли в этой дыре на краю света. Отец твой и говорить о деньгах не желает, бьюсь об заклад, что расплачиваться с нами ему попросту нечем.

Мархе сразу стало плохо, заныл живот. Она опустилась на истоптанную траву и стала смотреть в море. Китта неуклюже присела рядом с ней и шумно вздохнула:

– Ты уже достаточно взрослая, чтобы знать об этих вещах. Если зрители кидают тебе монетку, припрячь ее, не отдавай в общий котел, ладно? Отцу в руки не Давай! Я делаю то же самое. Нам всем потребуется хоть немного денег, чтобы выбраться отсюда и вернуться на Главный остров!

– Хорошо.

– Хотела бы я знать, куда он девает выручку? – Китта поднялась на ноги и потянулась. – На нее тратит, что ли?

– Возможно, – Марха опять ощутила ледяное присутствие правды, но сдержалась. Нужно рассказать все, подумала она, выложить всю правду Китте прямо сейчас. Если произнести слово вслух, тогда оно станет правдой и для нее самой…

Но Китта, прервав долгое молчание, сказала со вздохом, покачав головой:

– Ладно, давай поработаем. Нам сгодятся какие-нибудь куски дерева из тех, что выбросило волной, размером как факел.

Марха спустилась следом за нею на берег, чувствуя себя величайшей трусихой в мире. Но ведь пока ничего достоверно не известно, – подумала она. – Нельзя же говорить, пока не удостоверишься… Это было вполне подходящая причина для умолчания.

Как следует поупражнявшись с подругой, Марха позабыла все тревоги и снова засияла, как солнышко, но, вернувшись на стоянку, она застала отца бодрствующим, точнее, только что проснувшимся. Он вышел из шатра, пошатываясь, зевая во весь рот и потирая слипшиеся глаза; он озирался с глупой улыбкой, напоминая оглушенного быка. Хамиль был такой же высокий, как Китта, притом намного полнее, красивый мужчина – с большими черными глазами, с красиво очерченным ртом; только седина в его коротко остриженных волосах напоминала о возрасте. Но в последнее время он заметно сдал, взгляд его то стекленел, то блуждал бессмысленно, речь замедлялась, тело становилось дряблым от жира.

– Марха! – окликнул дочку Хамиль, – ты побывала на рынке?

– Да, примерно час назад. Там только двое нам могут навредить. Но первая компания работает с обезьянами и собаками, тут уж ничего не поделаешь. И еще жонглер, но он – одиночка. В жизни не видала, чтобы такое вытворяли с шарфами. Просто чудо какое-то!

– Неужели? – процедила сквозь зубы Орима. – Может, отдать тебя к нему в обучение?

Марха уже открыла рот, чтобы достойно ответить, но вовремя заметила знаки, которые сердито подавала ей Китта, стоя за спинами отца и мачехи.

– Он всех нас мог бы многому научить, – сдержанно сказала Марха. – Самое интересное, что он – варвар. Настоящий варвар с севера!

– Само по себе это уже привлекает публику, – Хамиль зевнул в последний раз, доковылял до костра и плюхнулся на низкую табуретку рядом с женой. – Охо-хо. Хотел бы я знать, согласится ли он войти в труппу для большего удобства. Нам бы новинка пригодилась!

– Если он настолько хорош, то с чего бы это ему делиться выручкой? – возразила Китта, тоже присаживаясь у огня. – Может, попробовать обезьянок?

– От них воняет. И они кусаются, – перебила Орима. – С ними хлопот не оберешься. Фруктами кормить и все такое. Я не желаю видеть их в своей труппе!

– Если у тебя когда-нибудь вообще будет своя труппа! – фыркнула Марха.

– Марха! – хором вскрикнули Хамиль и Китта, потом Хамиль продолжил один: – Немедленно извинись перед мачехой!

– За что?

Хамиль вскочил и занес руку для удара.

– Извини меня, Рими…

Орима что-то прошипела и сплюнула. Всем сидящим в кругу стало неловко, они отвели глаза; Хамиль снова сел на свое место.

– Пойду еще поупражняюсь…

Марха круто повернулась и быстрыми шагами ушла. По дороге к морю она раздумывала над тем, сможет ли убить Ориму и так избавиться от беды. Желание было столь сильным, что она сама испугалась.

– Это она, поверь, о могучая повелительница сил потусторонних! – воскликнул Саламандр. – Разве мог бы великий Криселло ошибиться в деле столь великой важности? Разумеется, нет! Я видел ее, повторяю, видел мою возлюбленную Алейну, возродившуюся мне на счастье!

– Не уверена, – возразила Джилл. – Со времени ее последней смерти не прошло еще достаточно много времени.

Саламандр насупился и принялся сосредоточенно разливать вино. Они сидели в лучшей из комнат, какими могла похвастаться Лувила – по меркам Джилл, настоящий дворец, по мнению полуэльфа – чуть лучше лачуги – маленькая комнатка, с полом из битой мозаичной плитки, без мебели, которую здесь заменяли подушки. Джилл взяла из рук Саламандра плоскую чашу с вином и попыталась объясниться.

– Я не хочу бередить болезненные воспоминания, – сказала она, стараясь придать своему голосу мягкость. – Но сколько минуло времени после смерти Алейны?

– Тридцать или около того. Ну, скажем, двадцать восемь.

– А сколько этой девчонке?

– Хм… пожалуй, шестнадцать будет.

– По счету Владык Предназначения это совсем немного. Хотя, конечно, возможно все – но маловероятно.

– Знаю, знаю! Но наша совместная жизнь длилась так недолго… Она должна была захотеть вернуться как можно скорее!

– Ради тебя, что ли?

Он зажмурился, поморщился и сказал чуть погодя:

– Нет. Но она так любила жизнь…

Джилл подумала, что никогда, наверно, не сможет быть объективной в подобных ситуациях. Ей, казалось, было суждено терять всякого мужчину, которого она позволяла себе полюбить, но зачем, изливая собственную горечь, портить чьи-то надежды на счастье? Он сидел, хмурясь, над своим кубком, пока странное (для него) молчание не подействовало ей на нервы.

– Ее семья живет здесь, в городе?

– Что? – он вздрогнул и поднял голову. – Ох, извини, не расслышал…

– Вижу, здорово тебя прихватило!