Жажда снящих - Юлия Остапенко Страница 31

Ничего нового, говоришь? То есть по-старому, да? Как уже бывало… изо дня в день…

– Значит, «Пестория нежная», – сказал я, беря зеленую баночку. – Она превосходна. Приятный вкус, полуторачасовые судороги и в финале сердечный спазм. Вы видели когда-нибудь ее действие? – Последний вопрос я задал карниольцу, забраковавшему мои пуговицы, однако же, как выяснилось, не побрезговавшему моим бурундучком. Тот моргнул всеми пятью глазами и ответил:

– Ну, видел.

– Так берите, – сказал я и всунул баночку в его расслабленные лапки. – Господа, жизнь идет! Жизнь проходит мимо нас! Мы все торопимся, мы не замечаем повседневных мелочей, которые могли бы принести нам столько радости! Так зачем тратить время на какую-то долбаную дегустацию, если вы и так торопитесь, а в действии вы этот яд уже видели? А эффективность мы гарантируем! Спасибо! До свидания!

– Олег, ты что, охренел? – громким шепотом спросил Андрей. На лицах остальных участников встречи читались похожие предположения.

– Мы простые работники торговли, Андрей, ты так сказал, – отрезал я. – Превыше всего работник торговли ценит комфорт и время своих клиентов. Время – деньги! Не будем его тратить попусту. А если вы останетесь недовольны товаром, мы возместим…

– А может, оно некачественное! – уперся карниолец.

– А может, мне не нравятся ваши пуговицы! – ощерился я. – Может, они излучают отрицательные поля? А может, у вашего бурундука прививок нет? А может, у вас и деньги фальшивые?

– Что?! – возмутился второй карниолец, до той поры молчавший. – Какие пуговицы? Отрицательные поля?! О чем он говорит?!

– Вы посмотрите на цвет этого вещества, и вам все станет ясно, – не унимался я; за… не спрашивайте меня, сколько лет, я уяснил, что в нашем деле главное – напор. – Этот цвет говорит сам за себя! Глубокий изумрудный с перламутровым отливом. Только полный олух потребует еще каких-то проверок. Мне ли не знать! Я всю жизнь продаю яды! И бурундуков!

– Да заткнись ты уже! – завопил Андрей.

Карниолец тем временем смотрел на меня в великой задумчивости. К сожалению, я никогда не узнаю, где он взял моего бурундучка и какая часть его биографии в этой версии событий была связана с пуговицами шахтерского комбинезона, но, по правде, знать-то это мне и незачем. Все равно вряд ли бы понял. С этими инопланетянами никогда не угадаешь, что у них на уме.

Карниолец долго двигал надбровными усиками, я прилежно наблюдал. Потом он поднялся.

– Господа, я думаю, имеет смысл собраться в другой день. И без этого… господина. Которому я, однако, желаю всего самого наилучшего. Прощайте.

Да уж, что-что, а отваживать клиентов у меня всегда получалось.

Карниольцы поползли к дверям. Тот, который нес клетку с бурундуком и которого я так настращал пуговицами, старался не оборачиваться. Мне вдруг почудилось, что он просто пытается скрыть что-то от своего собрата. Но это уже частности. Амбал с «дипломатом» открыл перед ними дверь. Я проводил Витьку долгим взглядом. Он прижался к прутьям клетки и смотрел на меня со вселенской печалью в глазенках. Эх, приятель, дай только вернуться, отвалю тебе орешков…

Когда в помещении остались только представители расы хомо сапиенс, Андрей схватил меня за воротник и припер к стене.

– А теперь говори, что все это значит, мудак!

– Тихо-тихо, – осадил его я. – Слыхал, что сказал слизняк? Он желает, чтоб я оставался в добром здравии. На твоем месте я бы к нему прислушался, если хочешь, чтобы это дело таки выгорело.

И Андрей прислушался. Он был не дурак даже в бытность свою барменом.

Я тоже, поэтому немедленно унес оттуда ноги.

После пережитого меня слегка потряхивало, и я решил расслабиться, прежде чем возвращаться в отель к Ирэн. И – вот надо же – сам не заметил, как приехал в космопорт и оказался в родном барчике. Все же рефлексы и привычки говорили о том, что жизнь моя оставалась той же, что и была. Просто сегодня мне выпал не самый заурядный день.

Так что, выходит, все-таки никакой лучезарки я не жрал!

Бармен был незнакомый. Я взял дешевую «отвертку», за что был награжден недоуменным взглядом – впрочем, не столько я, сколько мой шикарный костюм, обладателю которого не пристало брать выпивку за четвертак.

Я просидел в баре часа два. За это время мне успели позвонить Андрей, заявивший, что я уволен, метрдотель «Метрополя», напомнивший, что срок моего проживания в отеле истекает завтра, и Ирэн, заявившая, что, раз Андрей меня уволил и из отеля меня выселяют, на Средиземноморье она полетит с кем-нибудь еще. Напоследок она чмокнула трубку и сказал, что я лапка, и я поморщился: что одно, что другое звучало гадостно.

Вот, блин, денек. Столько хороших новостей.

Рядом кто-то тяжело вздохнул. Так тяжело, что я не удержался и спросил:

– Неудачный день?

На табурете возле меня сидел парень. Он казался мне знакомым, я напрягся и припомнил, что иногда видел его в космопорту. Он проносился мимо магазинчиков, завывая в голос, что всех уволит, а потом исчезал, и все вздыхали с облегчением. Администратор, кажется, не помню толком. Сейчас он тоже пил «отвертку» и болтал в стакане соломинкой. Вид у него был как у человека, жизнь которого не меняется уже много лет.

– Изо дня в день, – сказал он тоскливо, – встаешь утром, моешься, ешь, приходишь на работу, где до ночи продаешь всяким инопланетным идиотам разный хлам, потом выпиваешь в одном и том же баре, едешь к своей подружке, отрубаешься… И только одна хорошая новость…

– Что нет плохих новостей, – сказал я.

– Ага, – ответил он. – И эта новость одна и та же, изо дня в день.

Он залпом выпил свой коктейль, и бармен сказал ему:

– Эй, Саня, ты ничего не забыл?

– А, да, – ответил тот и, скривившись, взял у бармена мобилу. – Ага, это я. Да, солнце. Полчасика. Нет, ничего особенного. Пропущу на четвертак, и к тебе. Угу. Как обычно. Задрала, – пожаловался он мне, захлопнув трубку.

– Девушка твоя? Как зовут?

– Да как ее могут звать… Машка, конечно. Машка-Мышка. Поеду-ка я. Может, огребу сегодня еще хоть одну хорошую новость…

И ушел. А я напился. И уснул там, прямо за стойкой. И приснился мне бурундучок по кличке Витька. Он сидел на задних лапках и шевелил усиками, а я следил взглядом за их движениями, чтобы его не обидеть. В этом было что-то родное. Это был приятный сон.

3

– Ну? – спросил темилец.

– Ох, мать-перемать, – ответил я.

И, уверен, мы друг друга поняли.

– Знаешь, ты поосторожнее с этими штуковинами. Не давай больше… кому попало, – попросил я, возвращая ему рандомизатор. Мы сидели в баре космопорта и пили «отвертку». Андрей прыгал возле шикарной девки в углу. Я теперь знал, что зовут ее Ирэн, а так все было как всегда.