Дальний поход - Василий Сахаров Страница 31

Слава Суриков, на данный момент Токтовидс Сурик, на момент прихода чумы был самым обычным заключенным одной из мордовских колоний для несовершеннолетних, знаний о мире имел немного, и сейчас вопросы задавал самые простейшие. Однако разговаривать с ним было интересно, ведь говорил не только я, но и сам патриарх, и поведал он о многом. Видимо, нормального общения у человека давно ни с кем не было. Разговорившись, местный Токтовидс столько мне рассказал о дикарях и их обществе, что, наверное, все наши учёные, вместе взятые, столько не знали. Сурик говорил и говорил, прерывался, вскакивал с места и помешивал вонючую смесь, которую варил в котелке над огнём, возвращался на свой стул, опять задавал вопросы, касающиеся положения дел в Москве и на Кубани, и снова говорил.

Так продолжалось до самого позднего вечера, и первый день моего пребывания среди дикарей прошёл относительно спокойно и незаметно. На ночь меня вернули в общий подвал, и снова я оказался один, ни поселян, ни егеря Никитина в подземелье не было, они появились только следующим утром. Я проснулся от тех же звуков, что и минувшим днём. Со скрипом открылась дверь в подвал, по ступенькам быстро сбежал Никитин, а вслед за ним вниз покатились селяне, которых молодые дикари подгоняли сильными пинками в спину.

Егерь сразу же направился ко мне, молча сел рядом и, когда дверь закрылась, спросил:

– Ну что, братан, вспомнил своё имя?

– Да, Александром меня зовут.

– Вчера у Токтовидса был?

– У него самого, – подтвердил я.

– Не верь ему, он тебя выручить не сможет.

– Это я уже понял, но лучше у него в подвале сидеть, чем здесь, среди костей и плесени весь день гнить.

– Тоже верно, – согласился он. – О чём Сурик спрашивал?

– Общая информация. Сколько людей в государстве, есть ли танки и самолёты и каков технический потенциал. По-моему, он полнейший дилетант, сам не знает, что хочет в итоге получить, и все вопросы задаёт по какому-то дурацкому шаблону.

– Ты тоже заметил?

– Конечно. – Оглядев понурых крестьян, я спросил егеря: – А ты чем вчера занимался?

– Рыбу в местной речушке ловил, вместе с этими. – Он кивнул на селян. – Ночевали на берегу, а сейчас нас опять в стойбище вернули.

– И зачем?

– Наверное, что-то надо сделать…

Мы замолчали. В подвальной тишине было слышно только сопение других пленников, эти звуки навевали тоску, и, дабы отвлечься от них, я тихо спросил у егеря:

– Что насчёт нового побега думаешь?

Никитин понизил голос до шёпота, наклонился к моему уху и сказал:

– Есть план. Думаю, если сегодня к вечеру нас снова на реку поведут, с меня колодку снимут. Отоварю охранника, брошусь в воду и на тот берег переплыву. Шансы на спасение небольшие, но есть.

– А мне с вами на реку никак не попасть?

– Нет. – Егерь помотал головой. – За тобой особый присмотр, ты ритуальная жертва, так что будешь с Суриком говорить, а из стойбища тебя не выпустят. Да и слаб ты, чтобы через реку перебраться.

– Ничего, мне бы хоть попробовать.

– Не получится.

– Родион, а если Сурика в заложники захватить и так попробовать из стойбища выбраться?

– Чушь! «Зверьки» этого не поймут. Сурика грохнут, а тебя вырубят и на цепь посадят.

– Меня-то – понятно, а патриарха за что убивать?

Бывший сержант ухмыльнулся:

– За слабость и ротозейство. Таким людям здесь сразу смерть, потому что они бесполезны, и даже более того, опасны для всего племени.

Егерь замолчал, подтянул под себя ноги и о чём-то задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Моё тело начало приходить в норму. Хотелось есть, и это верный признак того, что организм пошёл на поправку и ему требуются калории. Сегодняшний распорядок дня, скорее всего, будет походить на вчерашний, и, возможно, получится перекусить у Сурика. Хорошего плана, как бы мне сбежать из стойбища, пока нет. Жить мне осталось два дня, и, куда ни кинь, всюду клин.

Что делать? Как спасти себя? Где мои люди? Что с ними? Удалось ли им вырваться с враждебной территории и добраться до Калуги? Полная неизвестность и знание о том, что смерть с каждым часом всё ближе ко мне. Получится, погибну в бою, а не улыбнётся удача, буду долго мучаться. Вот же блин! Сам не заметил, как быструю смерть стал считать великой удачей.

«Э-хе-хе-хе! Влип ты, Саша», – подумалось мне в этот момент. Я оглядел покорных селян, которые, видимо, уже смирились со своей участью, и мысли мои перекинулись на обработку информации, полученной вчера от желающего выговориться Сурика.

Для нас, считающих себя цивилизованными, людей, дикари действуют подобно животным, без всякой системы и планирования, и в этом есть доля правды. Они идут на поводу своих инстинктов, интуиции и обстоятельств, не пытаются обойти препятствия на своём пути, а уничтожают их. «Зверьки» не желают выбираться из той ямы, в которой оказались, а просто живут и убивают всех, кто не похож на них. Тот же Сурик и подобные ему люди – исключение, которое подтверждает правило. Одичавшие люди заменили слова сокращениями, которых чем дальше, тем становится всё меньше. Сколько слов в словаре среднего «зверька»? Тысяча – максимум, не больше. Про книги или умение писать можно не говорить, вымирающие патриархи, шаманы и некоторые особо продвинутые старые вожди ещё понимают, что такое буквы, а рядовой член племени плевать на всё это хотел. В повседневной жизни ему это не требуется, он озабочен более простыми, приземлёнными вещами.

Однако при всей отсталости и дикости общество дикарей имеет некие внутренние законы и ритуалы, и они совсем не так примитивны, как считают в цивилизованном обществе. На мой непрофессиональный взгляд, каждое племя дикарей держится на двух точках опоры.

Первая такая опора – это право сильного. Чем круче и яростней в бою воин и чем больше вражеских черепов в его подвале или вигваме, тем больше ему уважения, самок и почёта и тем выше его авторитет. Общество подмечает его успехи, вокруг него образуется круг из поддерживающих его товарищей, и они толкают его на вершину власти, на место вождя. Приходит время, и воин бросает вызов правителю, тот его принимает, и между ними идёт схватка до смерти. Если победит более молодой боец, то он и становится новым вождём, а все самки и богатства прежнего хозяина племени достаются ему. А если выигрывает вождь, то этим он подтверждает свой статус и поднимает собственную репутацию на ещё одну ступеньку.

Вторая точка, как это ни странно, – семья, в которой царит жёсткая дисциплина. Отец семейства подчиняет всех близких своей воле. Он – высшая власть над самками и подростками, и любой случай непослушания карается очень и очень жестоко. Сам же он при всём при этом обязан трепетать перед главой рода, который руководит объединением в несколько семей, а тот подчиняется вождю своего племени. По местным законам именно глава рода полностью отвечает за всех своих близких, которые могут оступиться и совершить некий проступок, за который лично они не несут никакой ответственности. В любом случае наказание полностью ложится на главу нескольких семей, который может перекинуть его на весь род или изгнать провинившееся семейство. И продолжается всё это до тех пор, пока не сменится вожак, который может погибнуть в бою или на охоте. После этого его близких заберёт себе другой воин из семьи, а молодёжь разбежится, девушки уйдут в новые семьи, а парни в возрасте тринадцати – четырнадцати лет направятся в войско. Всё вместе это цементирует общество «зверьков», заставляет их держаться в племени и брать пример для подражания со своих старших.