От сессии до сессии - Вероника Горбачева Страница 31

— Я больше не могу, Тим-Тим, не могу больше!

Схватившись за голову, даже зажмуриваюсь. Честно говоря, этой же головой хочется побиться об стенку. Сколько же бед натворил юный мерзавец, чьим незаслуженным преимуществом было лишь то, что он родился сыном богини! Война давно закончилась, а отголоски его чёрных дел долго ещё будут звучать в Гайе!

— Не могу!

На меня как-то разом сваливается всё пережитое и вроде бы уже отпущенное: горечь от недавней ссоры с Магой, шок после его объяснений с отцом, груз обретённых новых способностей, беспокойство за Люсю-Лусию, случайно втянутую в чужие интриги, сострадание к детёнышам и их безвестным родителям… И как вишенка на торте — жажда воскресить хотя бы на минуточку гадского Игрока, чтобы придушить окончательно, собственными руками. Да я вот-вот взорвусь от кипежа эмоций!

— Пер-редоз, смотр-ри-ка… — сокрушённо мурлычет кот. — Пр-рости, не хотел. Загр-рузил… Тебе отдыхауть надо, а я обрадовался новому человеку и начал диковинки всяукие показывать, а для них ещё созреть нужно. Погоди-ка.

Уже знакомый разноцветный туман, ставший в одночасье и пушистым, и тёплым, как целая стая котиков, обволакивает меня со всех сторон и мягко опускает на постель.

— Спи-и, Ваня…

«Вот с этого и надо было начинать, — думаю уже лениво. — А то сначала приманил сказочкой, потом вытащил прогуляться, потом вообще устроил полёты и чёрт-те что, и страшные исто…»

И проваливаюсь в сон, словно в облако. Мягкое, как пух, бездонное, как пропасть.

Поначалу кажется, что на сей раз мне и в самом деле достался обычный сон, никакой не вещий. Из тех, в которых сплетается то, что в обычной жизни по определению совпасть не может. Например, явление Люси-Лусии на берегу Дона, в милом уголке, куда мы с девочками иногда выезжали летом на пикник или на посиделки с шашлычком. Здесь, в моём мире, девушке из Эль Торреса абсолютно не место, но, тем не менее, в тени старых ракит, растянувшись на пёстром коврике, моя бывшая горничная читает вслух пристроившемуся у неё под бочком Боровичку. Тот забавно двигает ушками и таращит глазищи в книгу сказок. Кажется, ему нравятся картинки. Вот он несмело протягивает лапу, пытаясь потрогать Колобка — но, не рассчитав силёнок, слишком сильно чиркает по странице когтем, длинным и острым.

Глубокая борозда распахивает нижний край тома почти до картонной обложки. Испуганно мявкнув, детёныш отскакивает и начинает метаться по поляне, то пытаясь спрятать лапки, то рыча на них и ругаясь по-кошачьи… Переживает. С большим трудом Люся его успокаивает. И потом оба огорчённо смотрят на раненную книгу.

— Не беда, — говорит Люся. — Вот выучусь магии — и починю… или склею.

— Мы поможем, мы поможем!

Откуда ни возьмись, налетают девочки-пчёлки Дюша и Ксюша, подхватывают нашу парочку вместе с ковром и с книжкой и уносят в неизвестные дали. А я остаюсь одна, перед прячущимся в густой чаще «детским садом». Смена декораций мгновенна: только что была на берегу Дона — и р-раз! уже в Долине… Бесшумно открывается створка высоких дверей, наружу мягко, по-кошачьи проскальзывает главный воспитатель Террасского приюта для сирот, дон Куадро. Облик грифона он утерял или оставил намеренно, перешагнув порог.

Он прижимает руки к груди.

— Вы, конечно, узнали меня, я это почувствовал… Умоляю, донна Ива, не сообщайте никому о моём пребывании здесь! Понимаете… меня уже наказали. Совет магов счёл, что, упустив развитие донны Глории как драконицы, я проявил некомпетентность, и отстранил меня от работы и преподавания в Долине, а я не могу оставить этих детишек без присмотра. По крайней мере, пока не подберу подходящую себе замену.

— Никому и ничего! — заверяю, хоть и несколько растерянно. Так обычный это сон, или всё же вещий? Что-то много каких-то знаковых подробностей.

Миг — и меня уносит к побережью, в бухточку, куда можно пробраться прямо из садов Эль Торреса по природным ступеням в скалах. Да что же это такое! Долго ещё меня будет мотать туда-сюда?

— Молчи.

Бабушка Софи, присевшая на днище опрокинутой лодки, поглаживает по голове Магу, устроившегося прямо на песке у её ног. Шуршат волны. Розовеет (опять!) рассветное небо.

Помедлив, матриарх продолжает мягко:

— В жизни должна иногда наступать тишина, мальчик мой. Такая, во время которой ничего не происходит; когда ты просто сидишь и смотришь на мир, а мир смотрит на тебя. Побудьте немного в тишине, дети мои. Это полезно.

Где-то за моим плечом почтительно вздыхают:

«Какая мудр-рая донна… Мудр-рый совет…»

И чья-то сильная лапа — догадываюсь, чья! — утягивает меня за шиворот в темноту, наполненную звёздной пылью.

«Да что же этоу такое! Ни на минуту нельзяу оставить без пр-рисмотрау! Только отвлёксяу — она опять по своим виденияум шастает! А ну, спи, гор-ре моёу!»

И вновь — голос матриарха:

«…Побудьте немного в тишине, дети мои. Между прочим, это и тебя касается, фамильяр моего сына. Угомонись».

Я даже успеваю ничуть не удивиться всезнанию и всемогуществу бабушки Софи. И ещё — в последний миг перед тем, как провалиться в блаженную истому на сей раз настоящего, бессмысленного, но несущего покой и отдохновение, сна, понимаю вдруг, каким важным делом займусь, появившись снова дома. Ведь рано или поздно я вернусь, да?

После того, как всё же серьёзно поговорю с моим мужчиной.

После того, как отзвучит для каждого из нас мудрая просветляющая Тишина.

После…

…И не забыть подобрать Боровичку чехольчики для когтей.

***10.2

Давно уже я не просыпалась от голода.

Нет, в самом деле, так хочется есть, что ноги сами взбрыкивают, торопясь снести меня по лестнице из мансарды в уютную кухню, к накрытому столу… Ну, может, и не накрытому, если здешний хозяин такой же молодец насчёт поспать, как и я. Но хоть какие-то пироги и плюшки должны остаться от вчерашних чаёв! Да и, в конце концов, нам, взрослым обережницам, достаточно самого наличия кухни, всё остальное мы добудем, сварганим и съедим. Ещё и других накормим…